Мастер теней

Собственно, Борю в институте ценили именно за то, что за пару десятков рублей он дарил любому билет в страну грез, в то время как на эти деньги в стране развитого социализма уже ничего реального нельзя было купить. Боря откровенно торговал иллюзиями, называя себя «архитектором теней». Под тенями он, очевидно, понимал тех, кто прибегал к его услугам.

Когда начался бум на новый художественный авангард из России и по Столице рыскали арт-агенты и импресарио из-за рубежа, выискивая всё сколько-нибудь похожее на то, что делали тогда в «капиталистическом и загнивающем» западном художественном мире, Боря организовал несколько акций.

Одну из них он провел на Красной площади. Прямо перед мавзолеем группа молодых людей сбросила с себя пальто и портки и оказалась в чем мать родила, затем улеглась на брусчатку и своими телами выложила слово «ХУЙ». Сию композицию Боря заснял на пленку и опубликовал во всех мало-мальски престижных художественных журналах за рубежом. Примерно то же самое он проделал еще на паре площадей Столицы и Северной Пальмиры, заработал в общей сложности 40 суток в КПЗ и титул Короля перформанса в России.

После Боб увеличил снимки этих действ до двух-трехметровых размеров и организовал выставку, с ней колесил по городам России, на презентациях и открытиях угощая зрителей бутербродами с марихуановым маслом и балтийским коктейлем (смесь водки и кокаина).

Вот именно с этими двумя «удачниками», как их называл сам Дима, он и решил организовать новое художественное предприятие «Арт-бля».

Почему он не стал делать это сам? Всё очень просто. Вернувшись из-за рубежа на родину-уродину, он в одночасье потерял художественное имя, под которым можно было собрать народ. Из-за долгого отсутствия Диму забыли все. И когда его приятель Витя Штеллер на одной из презентаций представил его новому «мэтру» столичной жизни как короля хэппенинга, мэтр равнодушно поинтересовался, за что Диму так прозвали.

– Он насрал прямо в Пушкинском музее, – ответил Витя. – Прикинь, прямо перед полотном Матисса. Разве это не художественно смело, а?

– Я не вижу здесь ничего художественного, – иронично протянул мэтр и снисходительно посмотрел на Диму. – А если бы он насрал в консерватории, он что, был бы тогда композитором-новатором?

Эта шутка так понравилась всем окружающим, что они оглушительно ржали над ней еще минут пятнадцать, а Димина репутация художника-авангардиста была в Столице окончательно и навсегда погублена. Мало того – за ним закрепилась кличка «Говнюк». И от дурного запаха репутации и новой клички не помогал никакой импортный дезодорант или освежитель воздуха.

5

Димина идея была проста, как банный лист, а точнее – как фиговый листок, прикрывающий срамное место падшего человека. Он предложил друзьям организовать элитный клуб, члены которого могли бы реализовывать самые низкие и темные человеческие желания. Доводить их до низшей точки падения – ритуального убийства с поеданием тела жертвы в сыром виде. А в качестве жертв приглашать их конкурентов по бизнесу или обидчиков.

Идея приятелям понравилась, но каждый из них внес свои уточнения.

– Безусловно, основная цель жизни современного человека – получать наивысшее наслаждение. То есть удовольствие – и физическое, и духовное, – закуривая ментоловую сигаретку, мечтательно протянул Гера. Он прикрыл глаза и откинулся в мягком кожаном кресле своего кабинета, где его приятели собрались после очередного предновогоднего бала-маскарада. – Но именно удовольствие. А понятие «удовольствие» должно включать в себя и эстетическую часть. То есть это должно быть красивое, изысканно оформленное убийство, которое собой подчеркнет изначальную красоту убиваемого тела. Бывает иногда – знаешь ли, Димыч, – хочется красивую, ценную вещь разбить из-за того, что она, во-первых, не твоя, а во-вторых… Просто так, без причины. Непередаваемо больно и невозможно терпеть эту красоту – и хочется ее осквернить. Это как желание красивую бабу трахнуть. Кто бы она ни была – а это в тебе, когда ты на нее смотришь, на уровне инстинкта. Ты ее хочешь. И только самоконтроль удерживает тебя вот от такого: просто подойти, сорвать с нее одежду, схватить за сиськи и за жопу да на спину завалить, а?

– То есть ты предлагаешь, чтобы жертвой обязательно была именно женщина? – уточнил Дима.

– Не просто женщина. Красивая, очень красивая женщина. И чтоб ее сначала, понимаешь, все оттрахали, а потом задушили. И непременно шелковыми чулками.

– Гера, кончай молоть чушь, – перебил его Боря и, отхлебнув балтийского коктейля, продолжил: – С тем, что надо бабу убивать, согласен. Ненавижу этих двужопых, всё время мужикам жизнь портят. Но зачем ее душить? Давайте голову отрезать, это куда круче. Помните, в институте нам историю рассказывали – когда Гойя умер, то неудачливый завистник-коллега его могилу раскопал, отрезал у трупа голову, выварил ее и из черепа сделал себе чашу. И пил из нее – за здоровье Гойи. Это, по-моему, эстетично, а? Вот ты бабу трахаешь, она вся изгибается, а тут ей кто-то сзади – чик ножиком по горлу! Кровь на груди, на плечах, а ты дальше ее трахаешь, только уже без головы, во! Это тебе не декаданс с чулками, это прям Эль Греко: пурпур крови, белая пена спермы, желтый блеск пота на ее бедрах. И народ вокруг, со свечками в руках.

– А почему со свечками-то? – иронично протянул Гера, нервно затягиваясь сигареткой.

– Для романтики, черт побери. Сами же сказали – ритуальное убийство. Значит, никакого света, возбуждающая ритмичная музыка, до этого – всеобщий свальный грех, а затем – кульминация: убийство самой красивой и желанной для всех на алтаре, в центре комнаты. И главное – бабу должна баба убивать.

– А это-то зачем? – удивился Дима.

– А символично, старик, очень символично! Красота гибнет от красоты. Этакий последний день Помпеи: красивые люди, гибнущие в прекрасном блеске разбушевавшейся стихии. Блин, ребята, да это уже Брюллов: мягкий свет колеблется, прекрасное голое женское тело, кровь, цветы, печальная музыка… Супер.