Хризалида

Они посмотрели друг на друга. Взгляд у Тома ясный, на губах грустная, полная любви улыбка. Он медленно разжал кулак – на ладони что-то блестело. Дженни с ужасом поняла, что это «Зиппо». Поняла она и что задумал Том. Что он решил сделать. Ради нее. Ради их ребенка.

– Нет! – закричала она.

Чудище толкнуло Тома на соседний разделочный стол. Деревянная крышка раскололась. На пол хлынула разноцветная кровь, залив старое пятно. Когти впились в Тома, но он держался.

– Беги! – велел Том.

– Нет! – снова закричала Дженни и, подняв нож, шагнула вперед. К драке она была готова.

– Черт подери, Дженни! – выругался Том. Остроконечный хвост пробил ему ногу, Том упал на одно колено, но чудище не выпустил. – Я люблю тебя, – проговорил он. – Позаботься о нашем ребенке. Пожалуйста!

В его голосе столько нежности… Это снова ее Том.

Он сильно дрожал, и Дженни поняла: силы его на исходе. Он и так продержался невероятно долго. На глаза навернулись слезы, вот только рыдать Дженни не собиралась. Она кивнула, признавая поражение: мужа, ребенка и себя ей не спасти.

– Я тоже тебя люблю.

Дженни выбежала из двери черного хода, обогнула дом и добралась до парадной двери, едва сохраняя равновесие на наледи. После наполненной меркаптаном кухни чистый холодный воздух казался восхитительным. Едва она вышла на тротуар, подкатила очередная схватка, намного сильнее всех предыдущих.

Боль накатывала волнами, и Дженни упала на асфальт. «Тужься!» – подсказала ей интуиция. Дженни проползла мимо арендованной машины на середину тротуара и легла на спину, не в силах шевельнуться. Каким-то чудом она сумела повернуться так, чтобы видеть свой дом, семейное гнездышко, которое они с Томом купили восемь месяцев назад. Они надеялись, что это начало совершенно новой жизни. Для Дженни дом стал местом, где до неузнаваемости изменился ее любимый человек, где разрушился ее брак. В глубине дома (на кухне!) полыхнула вспышка, раздался хлопок, за ним страшный грохот – и дом взорвался, ярко осветив ночь. На тупичок Уолдроп-авеню посыпались осколки, куски дерева и металла. Под страшный дождь попала и Дженни.

Соседи высыпали на улицу и окружили Дженни. Они говорили о ней, убирали с нее обломки и осколки, ужасались рваным ранам. Кто-то спрашивал, как она себя чувствует, что стряслось и где Том. Кто-то попытался усадить ее, но Дженни рявкнула: «Не трогайте меня!» По разговорам она поняла, что как минимум один человек вызвал «Скорую» и пожарных.

Потом Дженни думала только о родах. Замелькали яркие мигалки, завыла сирена – в тупичок Уолдроп-авеню приехали пожарные, «Скорая помощь», полиция. Дженни видела их сквозь туман. Свернув одно одеяло, Андреа положила его ей под голову, а другим накрыла. Фельдшер «Скорой помощи» стала объяснять, как лучше тужиться, и спросила, не переложить ли ее на каталку. Дженни с улыбкой покачала головой.

– Нет, лучше тут, – сказала она, не сводя глаз с дома. Ей хотелось родить ребенка, глядя на мужа.

Когда полицейские и медики все же подняли ее, чтобы отнести в машину, она отбивалась с дикой яростью, сильно удивив и себя, и их. Дженни решила, что, если кто-то пострадал, она извинится потом.

Девушка в форме, которая помогала Дженни тужиться, заглянула ей в глаза, без слов сказав, что все понимает. Что поможет ей родить ребенка посреди улицы перед сгорающим дотла домом.

Копы отошли от машин, чтобы удержать растущую толпу подальше от пламени и от роженицы. Кто-то из соседей вернулся домой, кто-то остался поглазеть. Пожарные безуспешно боролись с диким огнем.

Девушка в форме продолжала помогать и подсказывать, а остальной мир отдалился, даже боль. Дженни послушно выполняла команды фельдшера, но ее вниманием по-прежнему владел дом, пожираемый пламенем. Вдруг в алых языках мелькнет кто-то живой? При одном раскладе это будет счастьем, при другом – кошмаром.

Когда забрезжила холодная заря, Дженни напряглась в последний раз, и ребенок вышел. Дженни заплакала. Не от боли и не от злости. Она плакала от радости. Ее дочь – их дочь – появилась на свет.

Девушка в форме перерезала пуповину и завернула младенца в одеяло из кареты «Скорой помощи». Дженни медленно села, и фельдшер протянула ей молчащий сверток. Проснулась паника: неужели младенец мертв? Неужели все ее усилия, все радости и беды, через которые прошли они с Томом, были напрасны?