Хризалида

– Том! – закричала она. – Я спускаюсь!

Влажные звуки дыхания затихли. Шестое чувство подсказывало, что нужно бежать отсюда. Нужно вернуться в Нью-Йорк к Виктории и родить ребенка. Нужно забыть Тома и этот клятый дом.

Вместо этого Дженни двинулась вниз по лестнице.

На ступеньке с брешью Дженни остановилась и, стиснув зубы, заглянула в брешь. Секунду спустя во тьме удалось различить кого-то извивающегося. Том говорил, что подвал кишмя кишит пауками и многоножками, уничтожать которых у него рука не поднимается. Дженни старательно убеждала себя, что видит именно их. Но те, кто копошился во мраке, были куда крупнее обычных насекомых… «Никого там нет, Дженни. Спускайся дальше!» – велела себе она, закрыла глаза, потом открыла, снова заглянула в брешь – и впрямь никого не увидела.

Дом они купили полгода назад, а она спускается в подвал лишь во второй раз. «Почему? – спросила себя Дженни. – Неужели я подсознательно чувствовала, что здесь обитает зло?» Прижав ладонь к животу, она подумала о «диковинке», которую Эбигейл нашла «на краю света». Она подумала об их с Томом поведении. Неужели Том наткнулся на ту диковинку и случайно передал Дженни скверну? Или не случайно, а нарочно?

Дженни ожидала, что в конце лестницы будет кромешная тьма, но с удивлением обнаружила рождественские гирлянды. Том повесил их, обозначив тропку в другую часть подвала. Цветные фонарики мигали, совсем как стробоскоп.

– Том! – чуть слышно позвала Дженни и огляделась, но не увидела его. И снова огляделась, изумляясь обилию хлама. Его здесь и раньше было так много? Не подвал, а рай скряги-барахольщика – бесконечные коробки и мусор высились кучами до потолка и валялись на полу. Неужели диковинка Эбигейл скрывалась в одной из таких куч?

– Том? – снова позвала Дженни.

Пробираясь по импровизированной тропке, Дженни поняла, что ее использовали много раз. Тропку очистили от хлама, по краям повесили старые бутылки и безделушки, на которых играли мерцающие огни бесконечных на вид рождественских гирлянд. Оформлено красиво – Дженни не могла это не признать и на миг даже понадеялась, что Том открыл для себя новый вид искусства. Да, он потерял контроль над своим поведением, но ведь он не первый мужчина, который не справился со сменой работы, места жительства и близящимся отцовством.

Черт, она ведь и сама жутко паниковала… Дженни представила, как в конце озаренного гирляндой лабиринта увидит Тома перед огромной картиной, или целой серией картин, где масляными красками изображены его страдания. На них его объяснение. Его извинение. На губах появилась непрошеная улыбка, но Дженни мигом ее подавила. Нет. Даже если случится именно так (а это очень помогло бы хоть чуточку разобраться в ситуации), Тому придется многое объяснять и исправлять.

Гирлянда и тщательно подобранный комплект стеклянных, керамических и металлических безделушек, которые ловили и отражали цветовые блики, давали слабую надежду. При этом шестое чувство настойчиво подсказывало: нужно бежать отсюда и побыстрее вскарабкаться по лестнице – если, конечно, беременность позволит.

Дженни решительно двинулась дальше.

Ближе к задней стене лампочек висело совсем мало, и тени сгустились. Звуки дыхания стали громче и выше, как у зверя, давящегося воздухом после тяжелого ранения. Том завел домашнее животное? Вряд ли. Судя по всему, он о себе-то едва способен заботиться. Сообразив, что у стены две человеческие фигуры, Дженни остановилась. Пусть глаза привыкнут к мраку, и она присмотрится.

Наконец Дженни поняла, что смотрит на Тома. Он стоял к ней спиной и не сводил глаз с темной фигуры, будто прилипшей к стене. Слева от Тома был старый холодильник, из которого торчали механические внутренности – свернутые трубки, ветхие провода. Холодильник словно к вскрытию приготовили. Фигура на стене странным образом притягивала свет и поблескивала.

– Том?! Что с тобой? Что за хрень здесь творится?

Том на ее голос не отреагировал, а вот фигура на стене (Дженни могла поклясться в этом!) чуть надулась, и звуки дыхания усилились.

Пот усеял лоб и потек по спине. Вопреки холоду на улице, в подвале было жарко. Дженни опасливо положила ладонь мужу на плечо и через тонкий трикотаж футболки почувствовала, что он буквально пылает. «У него температура», – решила Дженни.

– Том, пожалуйста!

Прикосновения или нежность в ее голосе, или и то, и другое на Тома подействовали. Он медленно обернулся, и ладонь Дженни соскользнула с его плеча. Наконец увидев лицо мужа, Дженни едва его узнала.

Том превратился в скелет, обернутый в подобие человеческой кожи, волос и одежды. Под глазами темнели огромные круги, скулы заострились. Лицо пестрело старыми синяками, а нос… заметно изменил форму. Волосы отросли и по длине стали почти такими, как до начала работы с Кевином. На немытых сальных патлах висели комья неизвестно чего. Нижнюю часть лица скрывала пегая борода.