Хризалида

Том немного подождал, желая удостовериться, что Дженни закончила, потом взял ее за руку и с грустной улыбкой сказал:

– Я понимаю. Я изменюсь. Вчерашняя ночь была ошибкой. Скорое отцовство, переезд – все это дается мне очень непросто, вот я и не сдержался. Хотелось расслабиться, но согласен, признаюсь, я перегнул палку. Такое не повторится, обещаю тебе.

Дженни знала, что говорит Том искренне, и улыбнулась ему. Ну вот, камень с души, гора с плеч.

– Том, я люблю тебя. Люблю больше всего на свете… ну, может, кроме малыша у меня в животе. Я так рада, что у нас с тобой будет ребенок!

– Дженни, я тоже тебя люблю, – шепнул Том и поцеловал ее в лоб. – Ты будешь чудесной мамой.

– Вот точно! – Дженни стиснула ему руку и отпустила. – Кстати, на кухонном столе, в контейнере, тебя ждет бутерброд. Если твое похмелье не против… Не волнуйся, пряностей в нем процентов на девяносто меньше, чем в том, который только что умяла я.

Том засмеялся и встал.

– Отлично! Я как раз проголодался.

– Как поешь, тащи свою задницу сюда. Неделя предстоит жаркая. Нас ждет первый прием у врача, нужно купить машину, нужно решить, которая из комнат будет детской. В доме работы выше крыши. Еще ты на новое место переходишь. – У Тома аж глаза на лоб вылезли, и Дженни помахала ему рукой. – Эй, не волнуйся. Все в порядке. Мы справимся, честное слово!

* * *

– Том, я осталась без работы.

В старом сотовом Тома голос Дженни звучал слабо, как из дальней дали. Казалось, она плачет или плакала только что и попыталась успокоиться для разговора с ним. Он косил лужайку бензиновой газонокосилкой, купленной в хозяйственном отделе торгового комплекса между их городком и соседним. Машину они купили чуть раньше, в тот самый день, когда ездили к врачу на первый прием и первое УЗИ. Увидев мутную картинку, оба разрыдались и не могли успокоиться, пока доктор не вручила каждому по коробке салфеток. Тогда все трое засмеялись. Тому и Дженни не верилось, что столь бурные эмоции вызвал нечеткий, пиксельный пузырек на крошечном мониторе.

Седая, сутуловатая доктор Миллер наверняка делала УЗИ сотни (если не тысячи) раз, но за Дженни и Тома радовалась искренне. После приема Декеры минут двадцать не отъезжали от клиники – сидя в машине, они передавали друг другу распечатку снимка и восхищались своим еще не рожденным ребенком. Поговорив о будущем, они решили, что пол ребенка выяснять не станут. Пусть он или она сделает им сюрприз. Вернувшись домой, они прикрепили распечатку к холодильнику.

Спуститься в подвал ни за газонокосилкой, ни за чем-то еще Том себя не заставил и решил, что стоит купить новую. Лужайка у них большая, работа потребуется серьезная. Сейчас, услышав, как жена борется со слезами, он отключил косилку, но от рокочущего эха так просто не избавиться.

– Что? – переспросил Том.

– Меня уволили, – всхлипывала Дженни, больше не скрывая своего отчаяния. – Уволили всех нас, даже гребаного Шона. Спортклуб закрывается. Похоже, с банком судятся жертвы холокоста. Из-за нацистского золота, что ли? Вот они и избавляются от лишних расходов. Том, я теперь лишняя!

– Все в порядке, Дженни. Все будет в порядке. Ты сама говорила, что мы справимся, помнишь? Где ты сейчас? Я за тобой приеду. Только скажи…

– Нет. Я немного задержусь. У меня встреча с Викторией. Я в ресторане около банка. Черт, мне даже выпить нельзя. – Дженни жадно вдохнула воздух. Том почувствовал, что она пробует успокоиться. – Говнюки хреновы! Нам копец, Том. Постоянного дохода у нас больше нет. Я ведь на медицинскую страховку могу рассчитывать? [1] Только неизвестно, на какой срок и что именно она покрывает. Как нам теперь за все платить? Как нам теперь платить хоть за что-то?

– Дженни, мы справимся, – спокойно повторил Том, хотя самому стало дурно. Мысли кружились в бешеном водовороте. Высшего образования у него нет: колледж он бросил после первого курса. Востребованной профессии у него нет. Как, работая барменом, выплачивать ипотеку, рассчитываться с врачами и содержать семью?

На что он рассчитывал, когда вздумал перебраться в Нью-Йорк, чтобы стать художником?

Дженни права: им конец.