И занавес опускается

22
18
20
22
24
26
28
30

Я несколько секунд чесал кошку за ухом, а потом вытолкнул её из-за стола.

Она пробежала по комнате.

— А вот и разгадка, — усмехнулся служащий.

Я задержал дыхание.

Кошка протестующее мяукнула, когда огромные руки обхватили её за тело и подняли в воздух.

— Отвратительное животное, — произнёс Айзман и вышел в коридор.

Служащий рассмеялся и почесал кошку под подбородком.

— Где же твои друзья-мышеловы, красотка? Обычно вас тут бродит несколько. Охотитесь, да, милашка? Не могу поверить, что ты устроила такой беспорядок в офисе мистера Ландри в одиночку.

Он замолчал на секунду, а потом обратился к Айзману:

— Хотите, чтобы я привёл здесь всё в божеский вид?

Айзман ответил, не раздумывая:

— Нет. Оставим это ночному уборщику. В конце концов, виновата кошка. Одни беды от них. Если бы нам не нужны были крысоловы…

Они ушли, выключив свет, но я ещё несколько минут сидел под столом и прислушивался.

Меня чуть не поймали.

Я вновь включил лампу, набросил наверх пиджак и вернулся к работе.

Я знал, что до антракта осталось немного времени, поэтому работать нужно было быстро — шкаф за шкафом, отчёт за отчётом.

В последнем шкафу я обнаружил склад старых рукописей. Просмотрев большую часть из них, я понял, что Фроман хранит всё — даже те сценарии, которые отверг. Судя по записям, которые я отыскал, он хранил их с единственно целью: проверить со временем собственные суждения; Фроман отдельно помечал сценарии, которые он отверг, но они получили признание у публики благодаря другому директору-продюсеру.

Фроман ненавидел упускать возможность произвести фурор.

К тому времени, как я открыл последнюю папку, я почти смирился с мыслью, что пришёл зря. Пролистывая шесть — нет, семь — рукописей, которые Фроман посчитал «недееспособными», я чуть не упустил имя автора, написанное на каждой из них.

Лев Айзман.