Обсидиановая комната,

22
18
20
22
24
26
28
30

Диоген кивнул. Взявшись за первый шприц, он сделал инъекцию мидазолама. Бесцветная жидкость потекла по трубке, которая змеилась вместе с другими и уходила через маленькое отверстие в камеру исполнения.

«Констанс», – прошептал он про себя почти благоговейно.

Некоторое время громкие хриплые звуки, издаваемые Гэри, никак не изменялись, потом они замедлились и стали совсем бессвязными. Через тридцать секунд из камеры доносилось только отрывочное невнятное бормотание.

Диоген надавил на поршень второго шприца, вводя парализующее средство.

Все глаза в комнате были устремлены на приоткрытую дверь в камеру исполнения или на небольшое окно наблюдения в ближней стене. Никто не заметил, как Диоген сунул руку в карман своего халата, вытащил другой шприц, который заранее переложил из своего медицинского саквояжа в карман, вставил иглу шприца в инъекционный клапан третьего катетера и ввел содержимое в трубку. После чего быстро вернул опустевший шприц в карман.

Эта четвертая, тайная часть летального коктейля была персональным изобретением Диогена: комбинацией бензоата натрия и сульфата аммония – консервантов, использующихся среди прочего и для сохранения свежести мяса.

Немного спустя из камеры стало доноситься хриплое, затрудненное дыхание, а за ним неясное бормотание.

– Вы только посмотрите на него, – сказал надзиратель. – Он бьется, как рыба. Никогда такого не видел.

– Как будто испытывает сильную боль, – подхватил доктор Лебронк напряженным голосом.

– Как такое возможно? – Начальник тюрьмы выругался себе под нос. Потом напустился на Диогена: – Что происходит?

– С моей стороны ничего. Все в порядке. Собираюсь вводить хлорид калия.

– Поспешите, – приказал начальник тюрьмы.

Диоген медленно и осторожно нажал на поршень третьего шприца, содержимое которого должно было вызвать остановку сердца и смерть. Поскольку в вену преступника попали несанкционированные химические вещества, он, вероятно, страдал сильнее, чем другие побывавшие на его месте. Скорее всего, гораздо сильнее, чем обычно. Но для Диогена было важно сохранить его конский хвост в максимально свежем виде.

Поршень шприца дошел до конца. Теперь оставалось только немного подождать. Монитор сердечной деятельности показывал, как неумолимо замедляется сердцебиение, а в камере исполнения слабо сопротивлялся смерти Люциус Гэри, хрипел, хватал ртом воздух, явно умирал в мучениях, несмотря на усыпляющее и парализующее средства. «Вот как кончится мир. Вот как кончится мир»[27]. Диоген сделал глубокий судорожный вдох и заглушил в себе старый голос. Потребовалось целых двенадцать минут, чтобы сердечная деятельность прекратилась полностью.

– Все, – быстро сказал Диоген, отступив от монитора.

Начальник тюрьмы обменялся взглядом с тюремным доктором. У них обоих были серые лица: осужденный умер уродливой, длительной и мучительной смертью. Диоген испытывал презрение к их слабости и двуличию.

Начальник тюрьмы глубоко вздохнул и взял себя в руки.

– Хорошо, – сказал он. – Доктор Лейланд, подтвердите, пожалуйста, что объект мертв, и подпишите свидетельство о смерти.

Диоген кивнул. Отойдя от монитора, он вытащил из медицинского саквояжа несколько предметов (при этом убрав в саквояж пустой шприц) и перешел в камеру исполнения приговора. Занавес снова был закрыт, членов семей уже выводили из тюрьмы, официальные свидетели собирались подписать документы. Диоген подошел к телу Люциуса Гэри. Агонизируя, тот с такой силой пытался порвать ремни, что сорвал кожу у себя на запястьях и голенях. Диоген вытащил иглу из вены, бросил ее в корзинку для медицинского мусора. Посветил фонариком в глаза Гэри, убедился, что зрачки расширены и неподвижны. После этого он больше не смотрел на лицо трупа: его выражение было отвратительным, особенно жирный, торчащий кончик языка, похожий на фруктовое мороженое цвета баклажана, с отчетливо выраженными бугорками и налитый кровью, как при хелонитоксизме[28]. Диоген методично выполнил все действия, необходимые для подтверждения смерти. Он сжал трапециевидную мышцу, чтобы убедиться в отсутствии болевого эффекта, оценил цвет кожи, отметил, что нет никаких признаков дыхательных усилий, прощупал сонную артерию на предмет пульса – пульса не обнаружилось. С помощью стетоскопа внимательно в течение двух минут прослушивал грудь на признаки дыхания или сердечного ритма. Ничего не прослушивалось; Люциус Гэри был мертв как бревно. Диоген развернулся и с облегчением покинул мертвое тело: Гэри в процессе умирания опустошил свой кишечник.

Диоген вышел из камеры и сообщил о полученных результатах начальнику тюрьмы и Лебронку. Потом закончил бюрократическую работу, поставил дату и время. Все было сделано – то есть все, кроме того, что было для него самым важным.