Инквизитор

Сильная меланхоличная боль печали возникла перед ним, как непреодолимая стена. Все напрасно. Все тщетно. Он предпринял последнюю попытку и потерпел неудачу, как и ожидалось. И вот он стоял здесь, на подъездной дороге, не в состоянии пошевелиться, не в состоянии разрушить стену своей депрессии, которая не позволяла ему вернуться к нормальной жизни.

Его рука дернулась вперед, когда Тарзан снова натянул поводок, но тело осталось на месте. Застывшее. Холодное, как оледеневшие ветви елей по краям дороги, которые грозили сломаться под снежным грузом. Он покачнулся, упираясь и сопротивляясь силе, которая тянула его за собой. А потом… он услышал бульканье. Пока он падал, что-то зашумело, как кастрюля с убегающим молоком. Звук смешался с шепотом. Все вокруг закружилось, он услышал треск ломающихся сучьев, внезапно увидел деревья под другим углом, почувствовал, как поводок все сильнее натягивается на запястье, затем снова послышался хруст, хотя с елей не упало ни одной ветки. В то же время бульканье и шепот стали громче, хотя сейчас это был уже не шепот, а высокий, немного измененный голос, который постепенно удалялся от него.

Затем он услышал, как что-то сломалось – кусок дерева или кость, – и понял, что это случилось в тот момент, когда он ударился головой. Перед тем как вспыхнуло пламя, прямо перед ним. Но не из приборной панели, как в тот день, когда все началось. А в камине, в котором потрескивали сучья, и дым, затягиваемый ледяным ветром наверх, поднимался по каминной трубе наружу. Потом он услышал голос. Металлический и искаженный, но зато громкий и четкий.

– Она твоя, – сказал он. – Забирай ее.

03:20

Каспар хотел открыть глаза, чтобы спастись от этого сна, но у него не получилось. Потому что он уже не спал. Огонь перед ним, на который он смотрел уже долгое время, был таким же реальным, как слова, которые он слышал по больничному радио.

«Приходи и забирай ее!» – трещал голос Шадека из громкоговорителя над его головой.

Том? Черт, что он делает?

У Каспара не получилось подняться со стула в библиотеке по нескольким причинам. Главным образом, потому, что его психика, как и тело – после пыток и насилия, пережитых за последние часы, – были просто не в состоянии выполнить простейшие вещи. Он едва не отравился углекислым газом, против воли подвергся воздействию снотворного, а помимо резаных ран на руках и ногах, Инквизитор, похоже, раздробил ему носовую кость, хотя головная боль и тошнота наверняка были вызваны сотрясением мозга, за которое он должен благодарить Шадека. У него просто не было сил встать. Пояс от халата, которым Шадек привязал его руки за спиной к спинке стула, был даже не нужен.

«Она твоя, Брук. Я оставил Софию в холле».

Микрофон больничного радио слегка зафонил, прежде чем Шадек отпустил переговорную кнопку.

О господи. Он хочет ею пожертвовать.

Словно слова Шадека загасили последнюю искру надежды, языки пламени в камине вдруг стали тонкими, и в библиотеку повалил густой дым.

Каспар закрыл слезящиеся глаза и надеялся, что снежный шторм, который давил снаружи в каминную трубу, немного утихнет.

«Она тебе нужна? Ты ее получишь. Она твой рождественский подарок, Брук. Забирай себе врачиху, делай с ней что хочешь, но потом убирайся. По рукам?»

Каспар еще раз попытался подняться. И едва не упал в огонь – это все, чего он добился. Он начал потеть.

«Можешь и других забрать. В библиотеке, где ты уже зарезал Ясмин. Старуха еще жива».

Каспар повернул голову назад и увидел, что положение тела Греты действительно изменилось. Теперь ее рот был закрыт.

«А псих связан. Так что ты легко справишься. Забери всех или только Софию… все равно, главно…»

Шадек прервался на полуслове, но переговорную кнопку не отпустил.