Инквизитор

– София? – прошептал он и толкнул ногой тяжелую деревянную дверь.

«Я Никлас Хаберланд. Врач-нейропсихиатр».

Его губы шевелились, как у ребенка, который читает про себя школьный учебник.

Он повторял одну и ту же мысль, как заклятие, которое должно защитить его от Зла, находящегося в библиотеке.

«Я Никлас Хаберланд. Врач-нейропсихиатр и эксперт в области медицинского гипноза».

Его пальцы крепче сжались вокруг шприца. Затем он вошел. Увидел фигуру перед камином. И закрыл глаза.

«Я Никлас Хаберланд. Врач-нейропсихиатр и эксперт в области медицинского гипноза. И я совершил ошибку».

Когда он снова открыл глаза, она по-прежнему была там. Она сидела на одном из мягких стульев перед дымящимся камином, и ее кожа была смертельно бледной, как остывшая зола.

Подбородок Греты Камински опустился на грудь, правая рука безжизненно свисала вниз, а левая лежала на коленях.

Она казалась такой одеревенелой и неподвижной, как кукла, которой достаточно легкого дуновения, чтобы завалиться на бок.

На мгновение Каспар представил, что пожилая дама сползет со стула, ударится головой о пол, и ее тело на его глазах превратится в пыль.

Он прошептал ее имя, осторожно сделал шаг вперед, неуверенный, поднимается ли и опускается ее грудная клетка или это была иллюзия, вызванная колыханием огня в камине.

«Том? Ясмин? Где вы?» – недоумевал он, ища какой-нибудь признак жизни. Пульсирующую артерию на шее, дрожание посиневших губ. Хоть что-нибудь.

Каспар, стоявший от Греты на расстоянии вытянутой руки, опустился на колени. Чтобы не поранить ее, он положил шприц у ног и еще раз позвал ее по имени, а потом все произошло очень быстро. Он не мог сказать, услышал ли он сначала душераздирающий крик, а затем металлическое щелканье, или наоборот. Он даже не понимал, каким образом так быстро оказался в коридоре. И побежал к лифту, из которого доносились звуки беспощадной борьбы. Двери сейчас были открыты шире, и изнутри падал свет – дрожащий тонкий луч маленького карманного фонарика, который указывал в сторону комнаты Бахмана. Каспар остановился.

Проход был слишком узким, а лифт еще далеко, чтобы он мог заглянуть внутрь. Единственное, что он видел наверняка, – в дверях больше не было деревянного клина, который их блокировал. Из лифта торчали только икры и ступни. Остальное тело Софии Инквизитор уже затащил в темную кабину.

03:13 – снаружи клиники

Шторм начал утихать. Он все еще бил со страшной силой по кровле, оконным ставням, надземным проводам и всем другим незащищенным предметам, которые по глупости попадались ему на пути. Но время от времени унимался, словно переводил дух, чтобы с новой силой продолжить гнуть телевизионные антенны и вырывать из земли деревья. В этом опустошительном набеге снег оставался его верным спутником. Сообщником, который накрывал белым покрывалом все разрушения и бросался в лицо каждому свидетелю, который хотел наблюдать за преступлениями шторма.

Хотя сила ветра уже снизилась на один балл по шкале Бофорта, никто пока не решался выйти из укрытия своей квартиры. Только если был вынужден, как Майк Хафнер.

– Лучшая работа в мире, твою мать, – сказал он самому себе, потому что, кроме Хафнера, в снегоуборочной машине больше никого не было. – Зимняя служба, ха! – Он ударил обеими руками по рулю.

Он так и знал. Нельзя было слушать Шваке. Этот торчок с трудом отличает косяк от свистка, не говоря уже о том, чтобы организовать подработку.