Убить Ангела

Данте обнаружил, что стоит в двух шагах от Максима, но не помнил, как там очутился.

– Вы закрывали в таком месте детей?

– Не я принимал решения. Детям отводилось специальное отделение. Всего в Коробке содержалось пятьсот заключенных, среди которых было около пятидесяти детей и подростков.

– Их тоже никогда не выпускали?

Максим молчал. Данте почувствовал, что потеет, и, сжав кулаки, подошел к нему вплотную.

– Выпускали или нет? – повторил он, почти рыча.

– Нет. Это было путешествие в один конец, – неохотно, с видимым стыдом произнес Максим.

– И в чем заключались их преступления? – спросила Бригитта.

– Не знаю. Их бумаги тоже подчистили. Но вряд ли детей переводили из других тюрем. Они выглядели грязными и больными, и на них не было тюремных роб.

– Коробка ведь не настоящее название? – спросил Данте. – Как называлась тюрьма на самом деле?

– «Дуга-три».

Ответ не стал для Данте неожиданностью, и все-таки он был потрясен до глубины души.

– Сукины дети. Проклятые сукины дети, – пробормотал он.

– Может, объясните, о чем речь? – спросила Коломба.

– «Дуга-три» – одна из самых охраняемых тайн времен холодной войны, – сказал Данте, сжимая и разжимая здоровую руку. – Это была затерянная в глуши военная база в сотне километров от Киева. Советский Союз отрицал ее существование, но НАТО засекла ее по похожим на стук дятла сигналам, передаваемым ею в радиоэфир. Никто не знал, какую функцию она выполняла. Поговаривали, что там базировалась станция противоракетной обороны. Или комплекс ионосферных исследований, вызывающий искусственные землетрясения. В действительности же на территории «Дуги-три» находился лагерь. И ты оставался там до последнего дня, солдат?

– Да.

– Случайно, не до апреля восемьдесят шестого года?

Максим кивнул.

В то время случилось что-то важное и чудовищное – это Коломба знала точно, но никак не могла вспомнить, что именно произошло.

– Комплекс «Дуга-три» находился недалеко от Припяти, – объяснил Данте. – Двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года Припять превратилась в город-призрак. Точнее, двадцать седьмого апреля, потому что в первый день население никто не оповестил. Только потом из зоны эвакуировали больше трехсот тысяч человек, но к тому времени многие уже заразились и все равно погибли.