Глава 2
Мы захватили с собой черный кофе в дорожных стаканчиках с крышками и шесть ломтей ржаного, с присыпкой, обильно намазанных маслом.
Иногда, если Майло намерен по дороге подумать, сделать звонок, отправить эсэмэску или просто вздремнуть, он использует меня в качестве таксиста. Вообще-то правила департамента полиции Лос-Анджелеса запрещают такие вещи, но они много чего запрещают. Вместо оплаты по счетчику Майло ставит мне выпивку в баре или еще что-нибудь в том же духе.
Сейчас он как раз был намерен подкрепиться, и я предложил свой «Кадиллак». Лейтенант отрицательно покрутил головой, рассыпая во все стороны крошки, и направился к своей нынешней полицейской машине без опознавательных знаков – бурому флегматичному «Шевроле». Мы двинулись на север по бульвару Беверли-Глен; одной рукой Майло держал руль, а другой запихивал в рот ржаные тосты. Полицейскую рацию он выключил. Буррито с удобством расположилось на заднем сиденье, напоминая о себе изысканным ароматом фасоли.
– Хочешь знать почему? Чтобы не разводить свинарник в твоей машине, – сообщил Майло.
– Я скорее хочу знать, куда мы едем.
– Туда, где она умерла. В Студио-Сити.
– Это ведь не Западный Лос-Анджелес, но дело все равно досталось тебе?
– Официально это даже пока не убийство, но дело все равно досталось мне.
Опытный психолог отличается от новичка тем, что знает, когда лучше промолчать. Я поудобней устроился в кресле и отпил кофе.
– Надеюсь, у нее дома найдется микроволновка, чтобы разогреть буррито, – проворчал Майло.
Дом Элизы Фримен, крытое толем зеленое бунгало, располагался на небольшой улочке к востоку от Лорел-Кэньон, севернее бульвара Вентура. Улочка пряталась в тени многочисленных деревьев, в кронах которых плели свои сети пауки. Слишком близко к бульвару, и, как следствие, – постоянный шум множества машин; а вот вид на город скрывался за растительностью и соседними зданиями. К зеленому домику вела подъездная дорожка, настолько узкая и неудобная, что больше напоминала случайную полоску бетона посреди укатанной грунтовки. У входа – серого цвета автомобиль. Не маленький, но все же недостаточно большой для того, чтобы скрыть от взгляда с улицы сомнительные достоинства жилища. Видавшую виды обшивку стен, местами протертую до деревянной основы. Искривившиеся оконные панели. Фундамент, просевший настолько, что дом заметно покосился вправо.
А вот ни полицейских, охраняющих место преступления, ни даже заградительной ленты видно не было.
– Когда ее нашли? – спросил я.
– Вчера вечером. Нашел приятель Элизы. Сказал, что говорил с ней по телефону тремя днями раньше и с тех пор она не брала трубку. Получается, что-то произошло двое суток назад. В принципе, совпадает с предварительной оценкой времени смерти. Скорее всего, позавчера рано утром. Насколько мне объяснили, сухой лед не тает, а сублимирует, испаряется в атмосферу. Если б это был обычный лед, можно было бы попытаться определить время по количеству талой воды. В морозильнике сублимация шла бы со скоростью от трех до пяти килограммов в сутки; при комнатной температуре, конечно, быстрее.
– А упаковка ото льда осталась?
– Нет. В том-то и дело.
Значит, кто-то прибрал за собой.
– Обстановка на месте преступления сохранена?
Майло нахмурился.