– Майло, может, ты объяснишь мне, что стоит за всеми этими отклонениями от обычного порядка?
– Дело не в ней самой, – сказал Майло. – На нее как раз всем наплевать. В этом, собственно, и беда, Алекс.
– То есть дело – в подозреваемых? В том, где они работают?
– Заметь, я тебе ничего такого не говорил.
– У Академии настолько серьезные возможности по защите собственной репутации?
– Так бывает, если там учатся дети по-настоящему важных шишек. Вот среди твоих пациентов есть ученики Академии?
– Попадаются.
– Не поделишься впечатлениями?
– Способные и в целом симпатичные ребята. В массе своей довольно одаренные, но им приходится справляться с большой нагрузкой – в учебе, в спорте, в общественной жизни… Короче, все, как в любой другой старшей школе.
– В этом деле все не как в любой другой школе.
– Из-за одного конкретного ученика?
Молчание.
– Сейчас начинается прием заявлений в университеты, – начал рассуждать я. – Можно было бы поставить на то, что у вашего шефа ребенок нацелился на Лигу плюща[1].
Майло отбросил со лба прядь нечесаных волос. Несмотря на плохое освещение, все дефекты кожи на его лице были сейчас отчетливо видны.
– Если что, я от тебя ничего такого не слышал.
– Сын или дочь?
– Сын. Единственный. Альберт Эйнштейн, если послушать его мамашу, Деву Марию.
– Двусмысленные у тебя метафоры.
– Да ладно, оба были приличными еврейскими детишками.
– Заканчивает выпускной класс?