Определенно не человеческие.
– Мы построили эту кариограмму из лейкоцита одной из обезьян-капуцинов, – пояснил Карлтон.
По всеобщему возбуждению Лорна догадывалась, что это еще ерунда, главное впереди.
– Обычно у капуцинов комплект из двадцати семи пар хромосом, – недоумевающим тоном произнес Пол.
Лорна вгляделась в кариограмму на экране.
– Но здесь их
– Именно! – поддакнула Зоуи.
Лорна обернулась к директору института.
– Карлтон, вы сказали, что еще хотите повторить анализ. Это наверняка лабораторная ошибка.
– Анализ уже проводится, но подозреваю, что он лишь подтвердит первоначальные выводы, – он кивнул на компьютер.
– Почему это?
Подавшись вперед, Карлтон схватил компьютерную мышку и прокрутил еще пять генетических карт.
– Следующая кариограмма от сиамского близнеца первой обезьянки. И снова двадцать восемь хромосомных пар, как и в первой. Далее – образцы ягненка, детеныша ягуара, попугая, а последний – от бирманского питона.
Питона?
Нахмурив брови, Лорна бросила взгляд через лабораторию туда, где в инкубаторе лежала кладка змеиных яиц. Должно, желая подтвердить первоначальные подозрения, Карлтон вскрыл одно из яиц, чтобы извлечь развивающийся там эмбрион и добраться до образца ДНК.
– Как правило, у питонов тридцать шесть пар хромосом, – продолжал Карлтон. – Смесь микро- и макрохромосом.
Лорна сверилась с экраном.
– Здесь тридцать семь.
– Правильно. На одну пару больше нормы. Как и во всех остальных. Вот почему я уверен, что мы получим те же результаты, если проведем генетический анализ снова. Чтобы лаборатория совершила одну и ту же ошибку шесть раз подряд, статистически невозможно.
У Лорны, пытавшейся уяснить, что же отсюда вытекает, прямо голова пошла кругом.