Пророк

Во вторник он вернулся домой в начале одиннадцатого, не так поздно, как многие другие тренеры. И раньше, чем ему хотелось бы, — но он требовал от своих игроков соблюдения режима, и это требование распространялось на кабинет тренера. Программа Кента не позволяла тратить впустую ни одной минуты. Ни одной секунды. Фокус и внимание, фокус и внимание, фокус и внимание. Игроки постоянно слышали эти слова, но не знали, что тренеры тоже все время слышат их. А может, и чаще. Другие главные тренеры позволяли помощникам смотреть видеозаписи игр вполглаза, потягивая пиво и перебрасываясь шутками, но в Чамберсе это было исключено. Несмотря на уравновешенность, которой славился Кент, за эти годы он расстался со многими помощниками — с ним было нелегко. Но это его устраивало.

Вернувшись, он тихо проскользнул в темный дом, поцеловал в лоб спящих сына и дочь и вошел в спальню, где жена сообщила ему, что в школе Лайза слышала рассказы о своей тете.

— Сегодня она спрашивала меня о Мэри, — сказала Бет. Она лежала в постели с романом Пэта Конроя в руках и с включенным телевизором. Это было у них предметом для споров, постоянных, но благодушных. «Нельзя смотреть телевизор и одновременно читать, — говорил Кент. — Это просто невозможно. Выбери что-то одно». — «Забавно, — отвечала она. — Время от времени я делаю кое-что другое с включенным телевизором, но ты никогда не жаловался». Разумеется, победа оставалась за ней.

Он сел на кровать рядом с Бет.

— Что она говорила?

— Какие-то дети рассказали ей, что Мэри убили. Она хотела знать, правда ли это. Потом сказала, что слышала, что об этом писали газеты. Хочет их прочесть.

Голос у Бет был усталым, и Кент погладил ее ногу — этот жест означал сочувствие и просьбу о прощении. Разговор с дочерью на данную тему был неизбежен, как для Бет, так и для него самого, но отдуваться пришлось ей, потому что его не было дома. Пока он требовал сосредоточенного внимания к видеозаписям игр подростков, Бет должна была приготовить ужин двум детям, а потом беседовать с одним из них об убийстве. Бывало, его профессия казалась ему почти глупой, а все заявления вроде: «Мы формируем характер, это больше чем игра, на поле мальчишки получают жизненные уроки» — выглядели нелепостью.

— Как она это восприняла? — спросил Кент, зная, что нет нужды спрашивать, что Бет рассказала дочери. Он знал, что не было ни уклончивости, ни лишних деталей — только правда.

— Она хотела знать, почему ты не говоришь о Мэри. Почему не рассказал ей раньше. Похоже, она немного обижена.

— Вполне справедливо.

— Я сказала, что тебе больно говорить об этом, что сестра — все равно что дочь и поэтому говорить с ней об этом еще больнее.

Кент почувствовал, как его горло сжимают спазмы, отвел взгляд и стал смотреть в темное окно, в котором виднелись голые ветви деревьев, освещенные отраженным светом из комнаты. Вздохнув, лег рядом с женой, откинул голову на подушку и посмотрел в глаза Бет. В них он мог найти утешение — всегда искал его, много лет, и всегда находил.

— Мне жаль, — сказал он.

— Может, и лучше, что это пришлось сделать мне.

— Эндрю слышал?

— Нет.

— Она захочет поговорить со мной? Или мне самому вызваться?

— Тебе придется с ней поговорить. Не знаю, когда именно, но она заинтересовалась. Удивилась, что ничего не знает. Считает, что она уже достаточно взрослая и зрелая и от нее не нужно ничего скрывать. Я просто сказала, что тебя это расстраивает, а ты очень хорошо умеешь скрывать все, что тебе неприятно.

С этими словами Бет протянула руку и сжала его левое колено, поврежденное. Кент посмотрел на ее тонкие пальцы, разминающие шрам под коленной чашечкой.

— Я поговорю с ней, — сказал он. — Она думает, что это нечестно, — и, наверное, права. Лайза заслуживает того, чтобы знать о своей семье больше, чем одноклассники. Я этого никогда не хотел.