Нечто новое, чужое, неизвестное. И… и состоящее из кромешной гадкой и убийственной злобы. Злобы, питаемой соитием ненависти и маниакальной алчности.
Это была некая сила. Некая бестелесная, но мощная и сокрушительная стихия.
Я уже встречала подобное. Это… это была чья-то воля. Чье-то страстное желание. Бесконтрольная и свирепая жажда.
Что-то вдруг врезалось в мое правое голенище, я вскрикнула от боли. Удар вышел болезненный, с глубокой тупой болью.
Видение вокруг меня в раз рассеялось.
Хватая ртом холодный воздух, жадно втягивая его в себя, я усиленно массировала ушибленную ногу.
Видение испарилось, и я не заметила торчащую прямо поперек неприметной тропки толстую ветку кустарника.
— Чтоб тебя… — обиженно пробурчала я.
Нога, к моему неприятному удивлению, болела все сильнее.
Чёрт… наверняка будет синяк.
Вкрадчивый древесный хруст заставил меня поднять взгляд в верх.
Я так и застыла. Готовый вырваться крик ужаса застрял в горле. Все тело стянула тугая судорога, я буквально примерзла к месту, где стояла. Я была не в состоянии двигаться, дышать и думать…
Все, что я могла — это смотреть. Смотреть на них.
Два бледных жестоко искалеченных тела, в которых трудно узнать молодых парня и девушку.
Они оба были распяты на вкопанном в землю металлическом столбе и овеяны неоновым зловещим ядовито-зеленым, чуть туманным, светом. Они были привязаны и прикованы спина к спине. Их руки, ноги и шеи туго и прочно перехватывали десятки ярко сияющих неоновых гирлянд. Точно светящиеся гигантские черви или змеи гирлянды, казалось, душили два безжизненных тела в своих объятиях.
Земля под ними была залита кровью.
Тело несчастного Влада Неклюдова было буквально распорото и растерзано. А лицо мертвого юноши, темной кляксой, закрыв наклеенный из черной изоленты крест.
Стас говорил, что такой же точно крест «перечёркивал» и лицо Татьяны Белкиной.
Обретя способность двигаться, прижав руки ко рту и не в силах отвести взгляд от кровавого кошмара, я пятилась назад.
Шелест… похожий на тихий и печальный голос. Нет, два голоса.