Но откуда-то из глубины уже нарастало пульсирующее тревожное чувство. Оно вздымалось, крепло и закипало. Оно походило на поднимающуюся по глубокому жерлу невидимого вулкана раскаленную магму, готовую вырваться в мир и уничтожить ненавистную ей атмосферу приближающегося праздника.
Из коридора донёсся гулкий удар входной двери. Мальчики и женщина возле ёлки пугливо оглянулись.
— Дети, — быстро и взволнованно произнесла женщина, — вы написали письмо дедушки Морозу? Нарисовали для него рисунки, как обещали?
Мальчики покачала головами, на лицах обоих застыла опасливая настороженность.
— Тогда сейчас, самое время, — женщина, это было очень заметно, через силу улыбнулась сыновьям.
Мальчики неуверенно, с заметным страхом поглядывая в сторону прихожей, вышли из комнаты. Их мать, быстро поправив волосы, нервно и чуть судорожно вздохнула. Весь её вид говорил о том, что она как будто бы к чему-то готовилась, как будто пыталась мысленно приободрить себя перед каким-то серьёзным испытанием.
Из коридора сперва раздался сиплый, словно простуженный надрывистый кашель. Затем прозвучали несколько тяжелых, гулких шагов. Кто-то снова прокашлялся и шумно с влажным звуком втянул носом воздух.
Я замерла вместе с женщиной, с опасливым ожиданием глядя в прямоугольник дверного проема. Там, в полумраке, тускло мерцал свет развешенных по дому новогодних гирлянд. Только сейчас он казался зловещим, как будто предвещающим нечто кошмарное, но неизбежное.
Снова кашлянув, в дверном проеме появилась пошатывающаяся мужская фигура.
Я увидела, как мать двух мальчиков, коротко, с всхлипом вздохнула.
Мужчина, заметной не трезвой и покачивающейся походкой вошел комнату.
Он не разулся и сейчас стоял в расшнурованных, облепленных вязкой грязью, ботинках на желто-буром ковре.
На мужчине была старая и потёртая распахнутая кожаная куртка. Его русые волосы были взлохмачены, болезненно красноватая кожа на лице была покрыта легкой испариной. Взгляд у мужчины был затуманенный, а губы расплывались в нездоровой ехидной улыбке.
— Здорово, женушка, — проскрипел мужчина, ухмыльнулся и приложился к бутылке, которую держал в правой руке.
— Милый, — кротко произнесла женщина, — ты забыл разуться…
Мужчина допил остаток зловонной жидкости из бутылки и свирепо уставился на жену.
Когда он, громко топая и оставляя грязные следы на ковре, приблизился к женщине, даже я почувствовала исходящую от него убийственную смесь вонючего пота и гадкого перегара.
— Что ты сказала? — скривив рот, процедил он, возвышаясь над женой. — Что ты сейчас там мне ***данула, корова драная?! А?!
— Панкрат, я просто… — начала было женщина в бордовой кофте.
Но мужчина коротко рыкнул и с яростью швырнул пустую бутылку об стену. Бутылка с глухим звоном взорвалась сотнями осколков. Было нечто угрюмое, злое и аллегорическое в этих разлетающихся на по комнате поблескивающих осколках. Словно в замедленной съёмке, в каждом из них, я разглядела отражение Панкрата и его жены. Их семейная жизнь, их давняя любовь давно уже стала лишь кривыми осколками на полу.