Анжелика секунду смотрела вслед ушедшему Лёве, а потом перевела взгляд на Леонида.
— Он какой-то… немного странный. Нет?
Гена и Леонида лишь пожали плечами.
— Зато ответственный, пунктуальный и отлично знает своё дело, — похвалил Лёву Полунин. — А теперь, Анжелика, если ты обещаешь больше не истерить и доверится мне, давай проработаем наш план по твоему внедрению более детально. Гена, допивай чай, нужно показать твоей сестренке ту трёхмерную модель больницы, которую ты создал.
— Она ещё не закончена, — напомнил парень.
— Там уже есть всё, что нужно, — отмахнулся Леонид.
ЖАННА МИКАДЗЕ
Понедельники, 23 марта. Раннее утро.
Она выглядела настолько невинно, с таким безмятежным выражением лица, что можно было подумать будто она и вправду лишь уснула.
И стоит только её коснутся, как она тут же откроет глаза…
Но этого уже никогда не случится. Ирина Токмакова уже никогда не откроет глаза, никогда не улыбнется и никогда не обнимет свою мать…
Чувствуя, стекающие по щекам слёзы, Жанна стояла перед выдвинутой из холодильной камеры металлической полкой. На ней неподвижно возлежала Ирина… Её Ирочка, её маленькая родная доченька… ребёнок, которого она так долго желала, несмотря на неутешительные предположения врачей относительно её способности выносить и родить.
Жанна всхлипнула, зажмурилась и заплакала. С невыносимой выцарапывающей с кровью саму душу глубокой болью. Её тело поразила слабость, как при сердечном приступе и Жанна пошатнулась. Она упала бы, если бы не ухватилась за металлическую полку с телом её дочери.
Склонившись над обманчиво мирным и сонным лицом Ирины Жанна зарыдала в голос. По её скривившемуся лицу с дрожащими губами скатывались бесконечные капли слёз.
Жанна сгорбилась над телом дочери, задыхаясь от слёзной ядовитой горечи.
Дрожащей рукой, кончикам пальцев она с благоговением коснулась лица дочери.
Несмотря на боль и истовое невысказанное желание Жанны, Ирина не очнулась.
Её дочь не шевельнулась, не открыла глаза и не сказал ни слова.
Её дочери больше не было. Осталось только холодное тело. Холод и… пустота.
Такая же серая пустота, лишенная чувства жизни, как та утренняя бесцветная серость утренних сумерек за окном.