Хотя, кому мне сообщать? Дяде Сигизмунду сейчас не до меня, Стас и так всё знает. А родители… папе я вряд ли дозвонюсь, а матери моя судьба давно безразлична.
Была бы моя воля, я бы вообще собралась и уехала… да вот только мне некуда. Домой мне нельзя, учитывая с кем связался мой дядя, лучше не нарушать его запретов. К Лерке я тоже не поеду, а домой к Стасу я без него самого не попаду. Так что до утра — я точно в больнице.
Я, не раздевшись и не расправляя больничную кровать, обреченно улеглась на неё и уставилась в потолок. Когда моя голова коснулась подушки, я почувствовала, как тяжесть резко нахлынувшей усталости разливается по телу. Какая-то неведомая сила, как будто придавила меня к кровати, сделав тело свинцовым. Закрыв глаза, я ощутила тошнотворное головокружение. Оно быстро прошло, а перед моими глазами замелькали видения воспоминаний.
В больнице хватало пациентов с разными проблемами и стены заведения были насквозь пропитаны их воспоминаниями.
Счастливыми, страшными, весёлыми и горькими. Лежа в одиночестве в полутёмной палате, я не была одна. Я была среди сотен людей, глядя на мир в разное время, разные года, десятилетия и в разных странах. А потом, когда этот хаотичный поток воспоминаний иссяк, вернулись воспоминания из квартиры «Масок».
Я увидела «продолжение», узнала, что ещё Панкрат сделал той страшной роковой ночью. Хорошо, что со мной в палате больше никого не было, потому что я слышала, сквозь видение, как плакала от увиденного и умоляла Панкрата перестать.
Я не всегда могу себя контролировать. Когда я вижу слишком шокирующие вещи, слишком ярко ощущаю происходящее, я забываю, что это лишь отрывок минувших событий. Гнилая, болезненная кровоточащая частичка мрачного прошлого, навсегда засевшая в памяти пережившего её человека.
И я видела, что несмотря на совершенный ужас, Панкрат жалел о случившемся. Нет, он, конечно же, нашел себе оправдание — его жена сама виновата, «довела», «достала» и тому подобное — но сделанное им тяготило его на протяжении всех последующих лет жизни.
Видение продолжалось по кругу. В эти короткие мучительные мгновения я существовала между двух реальностей — моим настоящим и прошлым Панкрата. Я то пребывала в стенах палаты, то вновь оказывалась в квартире Рындиных.
Это не прекращалось, смена видений и движение людей в них ускорялось, искажался звук, в голове нарастала ломящая и распирающая череп боль.
Кто-то потряс меня за плечи, и я услышала обеспокоенное: «Роджеровна! Роджеровна очнись, пожалуйста! Слышишь меня! Давай возвращайся… где бы ты там не была! Эй!»
Я медленно открыла глаза и поморгала. Когда мой взгляд сфокусировался, я смогла различить склонившуюся надо мной Лерку в лилово-бежевом свитере и черных кожаных брюках.
Логинова, сжимая пальцами мои плечи, настороженно и удивленно заглядывала мне в глаза.
— Ле-ера… — слабым голосом протянула я.
— Ну, слава Смешарикам! — выдохнула Лерка и опустилась на краешек кровати.
Я тоже села и поставила под спину подушку, поджала ноги, обхватив колени руками.
— Лер, а ты откуда здесь? — я хмуро и растерянно смотрела на свою подругу.
— Из дома, мхмыкнув, ответила моя подруга, — а если точнее, прямо из ванной.
Она посмотрела на меня и осуждающе покачала головой.
— Ты чё творишь Роджеровна? Ты, что коза моя белобрысая, не можешь вообще на месте ровно сидеть? Ты чё хочешь, чтобы, я не знаю… хочешь чтобы я однажды в один миг поседела и стала прозрачным приведением, витающим над куполами Хогвартса?!