Хотя, впрочем, Мечников полагал, что тому просто-напросто начхать.
— Выходи, — рыкнул Датский, припарковав свой темно-зелёный Чероки, возле забора дома Токмаковых.
— Дверь откройте, — попросил Мечников, которому даже дышать и ходить было тяжело.
— Может тебе ещё коврик постелить? — обернувшись, бросил Датский. — Вылезай, сопляк!
Мечников раздраженно цокнул языком, превозмогая боль и мечтая, чтобы полковник пережил его мучения, он открыл тяжелую дверцу Grand Cherokee и, чуть ли не вывалился наружу.
Вскрикнув от боли, ослабевший и изнемогающий Прохор повис на открывшейся двери.
Оказавшийся рядом Датский с раздражением поднял его и встряхнул.
— Шагай, сученок! У нас мало времени! Ты не должен сдохнуть раньше, чем мы найдем бумаги.
Прохор зло ощерился, когда они вошли на территорию дома Токмаковых.
Его взгляд задержался на нескольких сотрудниках Комитета, что рыскали во дворе.
— А не боитесь, что я вашим расскажу, как вы перед олигархатом лебезите? А?
Датского можно было ненавидеть, а вот пытаться испугать стоило в самую последнюю очередь.
Прохор ощутил, как полковник надавил пальцем на одну из ран. Вспышка боли оказалась настолько пронзительной и свирепой, что у парня подкосились ноги и он рухнул бы на колени, не поддержи его под руку Датский.
— Ты, что выбл*док малолетник, — прошипел ему на хо рассвирепевший полковник, — вздумал меня ещё шантажировать?! Да если ты своим перемазанным дерьмом ртом, хоть что-то вякнешь, я всю твою семью на нары отправлю! Хочешь проверить?
— Не надо… — хрипло простонал Прохор, ощущавший, как боль вгрызается в тело.
Датский встряхнул его, заставив парня снова поморщиться от боли и толкнул в спину.
— Шагай, давай, уе*ок.
Прохор, шатаясь, на ослабевших ногах, ощущая убийственную слабость и лихорадку двинулся вперёд.
Каждый шаг давался ему с невероятным трудом.
Сжирающая тело боль, туманила сознание и затрудняла размышление.