Тимбольдт пожевал нижнюю губу.
– Я могу ответить вам на этот вопрос. Во-первых, вы никогда не привлекались к расследованию самоубийства Анны Хагены, а должны лишь были выяснить обстоятельства смерти ее сестры…
– А во-вторых?
Тимбольдт прищурился.
– А во-вторых, после самоубийства Анны Хагены расследование переросло в более крупное дело.
– До которого я не доросла?
– Не нужно ставить под сомнение решения Хесса. Будьте доступны завтра, чтобы мы могли внести ваши показания в протокол. – Он развернулся и пошел в дом.
«Лживый говнюк!»
Сабина покинула участок, прошла вниз по улице и села в свой автомобиль. Она оглянулась, чтобы проверить, не смотрит ли кто-нибудь в ее сторону, но все были слишком заняты. Все равно она завела машину и отъехала в закоулок, чтобы припарковаться в месте, где ей не помешают. Затем включила лампочку для чтения, вытащила из-за пояса бумаги, разгладила их на коленях и взглянула на с трудом читаемый текст.
Кто-то хотел помешать, чтобы эти акты стали достоянием общественности, и она выяснит причину.
Наконец на последней странице она наткнулась на шестую фамилию, которую Ломан якобы не мог вспомнить. Это был не Снейдер.
Имя звучало: Франк Айзнер.
Сабина порылась в памяти. Лично она не была знакома с Айзнером, но знала фамилию по рассказам.
Раньше он был следователем в БКА, но лет девять назад покинул службу по собственному желанию. Сейчас нужно как можно быстрее выяснить, где он находится – потому что его жизнь и жизнь его близких в опасности. Вероятно, как и жизнь Тимбольдта.
30 лет назад – день лжи
Харди сидел на скамейке во внутреннем дворике дома, покуривал сигарету и моргал на солнце.
Дом, в котором он жил с родителями, выглядел как всегда. Хотя не совсем, если быть честным. Все износилось и обшарпалось, а горки, на которой они играли детьми, больше не было. Из земли торчал только металлический остов с ржавыми трубами. Песочница была настолько грязная, что ни один ребенок добровольно туда не полезет.
Когда Харди услышал, что кто-то звенит ключами снаружи, он раздавил ногой окурок и посмотрел на наручные часы. Пять вечера. В это время Нора обычно возвращалась с работы домой. Она была официанткой в той же кондитерской, где раньше, без отпусков и больничных, работала его мать, пока однажды не упала замертво с подносом в руке. Сердечный приступ. Вскоре после этого Нора заняла ее место.
Входные ворота открылись, и вошла Нора. Она даже не посмотрела через арку во внутренний двор, а сразу прошла к двери, которая вела в подъезд к квартирам.
Харди поднялся и направился к ней. Господи, она была все такой же красивой, как и пять месяцев назад, когда он видел ее последний раз. Сейчас ей восемнадцать. На прошлой неделе он прислал ей из казармы открытку на день рождения.