– Почти шесть лет бизнес шел хорошо, а потом слишком разросся. Начались первые конфликты с конкурентами.
– Со студентами-физиками, которые делали наркотики в своих подвалах?
– Тогда уж со студентами-химиками. – Он помотал головой. Норе не обязательно было знать всю правду, поэтому он лишь сказал: – С албанцами, русскими, армянами и чеченцами.
– А затем?
– Они сожгли мой склад и лаборатории, избили моих работников, а в конце подожгли и мой дом. Лиззи и близнецы были той ночью дома. Они спрятались в кладовке рядом со спальней и, когда начался пожар, не успели выбраться оттуда. Они сгорели заживо. Все трое. В кладовке размером с половину твоей кухни.
– Якобы ты виновен в их смерти.
Харди вздрогнул.
– Что с тобой?
– Ничего. – На секунду он закрыл глаза и схватился за виски. Эти проклятые боли!
– Хочешь таблетку обезболивающего?
– Нет, спасибо. – Он помассировал лоб, затем снова открыл глаза. – В тот момент меня не было дома. Но у меня оказалось слабое алиби. Прокурор разнес его в пух и прах.
К тому же какой-то свидетель якобы видел, как я выходил из горящего дома.
– Кто этот свидетель? Ты бы мог…
– Это был полицейский-пенсионер, который умер много лет назад, – сказал Харди. Конечно, об этом он тоже думал, но след давно остыл.
– Зачем тебе поджигать собственный дом?
– Чтобы уничтожить улики.
– То есть?
– После поджогов моих лабораторий приехали полиция, БКА, спасатели, пожарные. Это были неотложные обстоятельства. Уголовной полиции не нужен был ордер на обыск, чтобы перевернуть мой дом вверх дном. Якобы поэтому я и устроил пожар.
– Невзирая на собственную семью?
– Якобы я хотел уничтожить все доказательства, а Лиззи знала о моих делах слишком много.