У Луиса вырвалась совершенно абсурдная фраза (впрочем, весь этот день был до краев переполнен абсурдом):
– Это было давно, Элли.
– Я буду следить, чтобы все было готово к его возвращению, – сказала она. – У меня есть его фотография, и я буду сидеть на его стульчике…
– Элли, ты слишком большая для стульчика Гейджа, – сказал Луис, взяв ее за руку. Рука была горячей. – Ты его сломаешь.
– Бог поможет мне его не сломать. – Голос Элли был совершенно спокойным, но Луис заметил у нее под глазами темные круги. Ему было так больно на это смотреть, что он отвернулся. Может быть, когда стульчик Гейджа сломается, она начнет понимать, что произошло. – Я буду носить с собой его фотографию и сидеть на его стульчике. И есть его хлопья на завтрак.
Гейдж и Элли ели на завтрак разные хлопья. Элли однажды заявила, что шоколадные медвежата Гейджа напоминают по вкусу засохшие сопли. Если в доме не было других хлопьев, кроме этих самых медвежат, Элли могла съесть на завтрак вареное яйцо… или не ела вообще ничего.
– Я буду есть зеленую фасоль, хотя я ее ненавижу, и буду читать книжки Гейджа, я буду… я буду следить, чтобы все было готово… если вдруг он…
Она расплакалась. Луис не пытался ее успокоить, а лишь убрал со лба дочери прядь волос. В том, что она говорила, был свой чудовищный смысл. Держать двери открытыми. Вести себя так, словно Гейдж просто вышел куда-то и скоро вернется. Не отпускать Гейджа из настоящего, не давать ему уйти в прошлое; помнить, что Гейдж делал так… и вот так… да, это было здорово… такой замечательный мальчик Гейдж. И тогда будет уже не так больно, уже не так беспросветно. Луис подумал, что Элли, наверное, понимает, как легко разрешить Гейджу быть мертвым.
– Элли, не плачь, – сказал Луис. – Нельзя плакать вечно.
Но она плакала вечно… пятнадцать минут. И заснула еще до того, как закончились слезы. Все же заснула, и в тихом доме часы пробили десять.
Луис вышел из комнаты и на миг задержался у лестницы, задумавшись – не всерьез, – не пойти ли ему спать.
Он знал, что ему сейчас нужно, и спустился вниз.
Луис Альберт Крид решил напиться и подошел к этому делу ответственно и обстоятельно. В погребе у него было припасено пять упаковок светлого пива «Шлиц». Луис пил пиво, Джад тоже пил пиво, и Стив Мастертон, и Мисси Дандридж иногда выпивала бутылочку, пока присматривала за детьми (за
Луис взял упаковку пива, пошел в кухню и поставил ее в холодильник. Вытащил одну банку и закрыл дверцу. Услышав возню у холодильника, из кладовой вышел Черч и вопросительно уставился на Луиса. Кот держался поодаль: в последнее время Луис слишком часто его пинал.
– Тебе уже ничего не будет, – сказал Луис коту. – Ты сегодня сожрал целую банку консервов. Если тебе мало, пойди убей птицу.
Черч стоял и смотрел на него. Луис выпил половину банки и почувствовал, как пиво почти мгновенно ударило в голову.
– Ты ведь их даже не ешь, да? – спросил он. – Ты их просто убиваешь.
Черч ушел в гостиную, поняв, что еды ему не дадут, и Луис пошел следом за ним.
Ему почему-то опять вспомнилась строчка из песни: