Луис долго молчал, пристально глядя на Джада. Джад густо покраснел, но не отвел глаз.
Наконец Луис сказал:
– Похоже, Джад, ты суешь нос в чужие дела. Это меня огорчает.
– Я не спрашивал у него, что именно ты заказал.
– Напрямую, может быть, и не спрашивал.
Джад ничего не ответил и, хотя покраснел еще больше – теперь его лицо цветом напоминало почти созревшую сливу, – все-таки не отвел взгляд.
Луис тяжело вздохнул. На него вдруг навалилась усталость.
– Да хрен бы с ним. Ладно. Может быть, ты и прав. Может быть, мне приходили такие мысли. Но на подсознательном уровне. Я не думал о том, что заказывать. Я думал о Гейдже.
– Да, я знаю, ты думал о Гейдже. Но ты должен знать разницу. Твой дядя владел похоронным бюро.
Да, Луис знал разницу. Запечатанная камера – это целая строительная конструкция, предназначенная для того, чтобы служить очень долго. Она представляет собой врытую в землю прямоугольную форму, залитую бетоном и укрепленную стальными прутьями. После того как туда опускают гроб, вся конструкция закрывается слегка изогнутой бетонной плитой, которую перемещает подъемный кран. Плиту запечатывают специальным герметиком типа того, каким заливают выбоины на асфальтовых дорогах. Дядя Карл говорил Луису, что этот герметик схватывает намертво.
Дядя Карл, который, как и всякий живой человек, любил поболтать (во всяком случае, в компании близких родственников, к коим относился и Луис, несколько лет подрабатывавший в конторе у дяди во время летних каникул), однажды рассказал племяннику об эксгумации, которую они проводили по распоряжению окружного прокурора. Дядя Карл поехал на кладбище, чтобы лично присутствовать при эксгумации. Вскрыть могилу не так уж просто, говорил он. Это совсем не похоже на фильмы ужасов с Борисом Карлоффом в роли монстра Франкенштейна и Дуайтом Фраем в роли Игоря. У людей, насмотревшихся таких фильмов, совершенно неверные представления об эксгумации. Два человека с лопатами и кирками в принципе могут вскрыть запечатанный склеп, но на это у них уйдет месяца полтора. Поначалу все было нормально. С могилы убрали землю, и кран подцепил бетонную крышку склепа. Только крышка не оторвалась, хотя если тянуть ее краном, она должна оторваться. Вместо этого из земли начала вылезать вся конструкция, уже слегка отсыревшая и поблекшая. Дядя Карл крикнул крановщику, чтобы тот перестал тянуть, а сам пошел в контору при кладбище – поискать что-нибудь, чем можно расковырять герметик.
Крановщик то ли не слышал, то ли решил довести начатое до конца с азартом ребенка, который пытается вытащить приз в автомате-хваталке с дешевенькими плюшевыми игрушками. Дядя Карл говорил, что этот придурок тоже чуть было не вытащил приз. Камера вышла наружу уже на три четверти – дядя Карл и его помощник слышали, как с ее стен на дно ямы стекает вода (в Чикаго тогда всю неделю лил дождь), – а потом кран опрокинулся прямо в развороченную могилу. Крановщик въехал лицом в стекло и сломал себе нос. Та эксгумация вышла окружной прокуратуре в 3000 долларов: на 2100 больше обычной цены за подобную процедуру. Но больше всего дядю Карла повеселило, что через шесть лет этого крановщика выбрали председателем местного отделения профсоюза.
Могильная коробка делалась проще. Это была простая бетонная коробка, открытая сверху. Ее помещали в могилу утром, в день погребения. После заупокойной службы в нее опускали гроб и накрывали двумя бетонными плитами, каждая из которых весила шестьдесят, может быть, семьдесят фунтов, но уж точно не больше восьмидесяти. Их укладывали вручную, с помощью цепей. Просто укладывали, не запечатывали.
Один человек мог без труда вскрыть такую могилу; вот что имел в виду Джад.
Человек мог без труда вскрыть такую могилу, забрать тело сына и похоронить его в другом месте.
– Да, я знаю, в чем разница между запечатанным склепом и могильной коробкой, – сказал Луис. – Но я не думал о… о том, о чем я, по-твоему, думал.
– Луис…
– Уже поздно. Уже поздно, я пьян, у меня большое горе. Если ты так уверен, что я должен выслушать твою историю, давай рассказывай, и покончим с этим.