Те из присутствующих, кто уже похоронил Арсения, уважительно закивали головами – такого специалиста еще поискать, в этом мало кто сомневался. Ну а то, что парень странноватый, так попробуй бобылем поживи, мозги еще не так набекрень съедут. Сидит, небось, вместо того, чтобы жену ласкать, изучает журналы да инструкции по энергетике. Такие люди нужны, конечно, кто же еще работать будет. В каждой организации есть похожие, плюс-минус странность. И конечно, им всё прощают, лишь бы стабильно выдавали результат. А если еще и берут ночные дежурства вне очереди – о чем вообще речь? Святой.
Арсений оглядел зал. Он знал, что о нем думают окружающие. До последней мысли. Они жалеют его. Думают, что он умный, но несчастный. Что у него никого нет. Что он всего себя отдает работе, потому что иного смысла для него не существует. Да и просто, что он дурак. Только форменный идиот может думать, что работа принесет ему стакан воды в старости.
Никто не произносил ни слова. Был слух, что Арсений идет на место зама генерального. А потом, со временем, займет и высшую должность. И в глубине души он понимал, что достоин, это грело его самолюбие и не давало места тревожным мыслям, которые в последнее время занимали его все чаще. Особенно по ночам. В пустой темной квартире.
Весь коллектив знал, что никогда этого не произойдет. Весь, кроме Арсения. Он был слишком умен для этой должности. Вот и всё.
– Через пару дней я составлю доклад, и вы сможете представить его мэру. Мы не виноваты. Подстанции и программное обеспечение нам навязала мэрия вместе с министерством, наладку производили их специалисты, хотя я предлагал наши поправки с учетом возможных проблем. От нас все отмахнулись. Вот теперь пусть пожинают.
И хотя он говорил, по сути, крамольные вещи, лицо Золотова расплылось, плечи упали, он откинулся в кресле, прикрыв тяжелые веки. Президент над его головой смотрел зорко, но по-доброму.
– Значит… так тому и быть. Даю три дня. Если нужна какая-то помощь, все что угодно…
– Мне нужен доступ в закрытый фонд архива Минобороны.
– Чего? – глаза Золотова распахнулись, словно он проглотил муху.
Сидящий с краю начальник общего отдела Архипов закатил глаза.
– Не могу сообщить детали, но это важно, – сказал Арсений. – Без этого ничего не получится.
– Ты в этом точно уверен? – директор от удивления перешел на «ты».
– Абсолютно.
Золотов чмокнул губами. Он, разумеется, понимал: если доклада не будет, вина ляжет на него лично. А это может аукнуться самыми разными непредсказуемыми последствиями – уж больно много желающих на его место.
– Все свободны. Терентьев, задержись.
Когда участники совещания покинули кабинет, Золотов поднялся с кресла, подошел к нему почти вплотную и взял за локоть.
«Крепкая хватка, – подумал машинально Терентьев. – Еще силен, очень силен».
– Слушай, Арсений. Если это какая-то шутка, или если ты меня разыгрываешь, или что-то скрываешь, пеняй на себя. Это дело нешуточное – то, что ты просишь. Будет тебе доступ. Сделай мне доклад. И проси, что хочешь. Понял? – Он помолчал, потом вздохнул: – Понятия не имею, зачем тебе это нужно… но за все время ты ни разу меня не подвел… и я знаю про твое желание стать руководителем. Не спрашивай откуда. Просто знаю. Имей это в виду. Тщательно взвесь, прежде чем что-то делать.
Проницательности старику не занимать. Прожженный волк, матерый, чует флажки, чует охотников, чует добычу и кровь – наверняка пошел бы и сам в атаку, но силы уже не те. Полгода назад Золотов перенес инфаркт и теперь старался не нервничать лишний раз, до пенсии ему оставалось полгода, а тут…
На длинном столе для совещаний остался лежать «Московский комсомолец», передовица которого была посвящена аварии на третьей подстанции. «Кто виноват и что делать?» – вопрошала статья, явно указывая на Золотова. Именно его фото красовалось в качестве мишени для критики: пора на пенсию, не дает прохода молодым, не понимает новых тенденций – было отчего занервничать.