– Я даю вам карту Минобороны, а вы бесплатно проводите меня до нужного места. Назад я выйду сам. Таковы мои условия.
Гром чуть не поперхнулся. Едва усевшись на продавленное кресло с оплывшими следами от сигарет, он снова вскочил. Глаза его горели.
– Карта Минобороны? Но откуда она у вас?!
Терентьев усмехнулся и постучал себя указательным пальцем по голове. В штабе диггеров, заваленном техническими прибамбасами, этот жест выглядел, мягко говоря, двусмысленно.
– Я ее запомнил.
Гром остановился возле него с выпученными глазами.
– Запомнил? Не понимаю. Вы шутите? Как это возможно? – он встал возле дивана, скрестив руки на груди. Весь его вид выражал искреннее недоумение, даже обиду: – Вы меня дурачите, сударь? Мы пытаемся достать эту карту с момента основания нашего клуба, а это двадцать три года. Поверьте, в наших рядах есть люди с доступом в архив, но вынести материал с грифом «Совершенно секретно» невозможно.
– Я ничего и не выносил. Действительно, документ оттуда достать никак не получится. Но запомнить его никто не мешает.
– Что значит запомнить? – Борис Гром никак не мог этого понять. Две тысячи пятьсот квадратных километров площади. И это без пригородов. Вы о чем говорите вообще?
В кабинет без стука вошла девушка в черном кожаном костюме байкерши. Ее распущенные каштановые волосы тяжелыми струями опускались на узкие плечи, спортивная фигура, тонкие запястья, карие глаза. В правой руке она держала черный мотоциклетный шлем.
Она оглядела мужчин, потом достала из поясной сумки свернутый листок бумаги с какой-то схемой.
– Я была на карьере, судя по всему, там что-то есть. По крайней мере, в округе видела несколько черных копателей и даже Паука.
– Паука? – удивился Гром. – Он же. – Гром покосился на посетителя, который не отрывал глаз от незнакомки.
– Умер. Разбился полгода назад, я тоже слышала. Но это был точно он, его форма, черная бандана, рюкзак со свастикой. Только мотоцикл другой.
Она спохватилась:
– Я, видимо, не вовремя? Потом зайду, – и повернулась, чтобы выйти.
Терентьев облизнулся, глядя на ее упругую попу, затянутую в черную матовую кожу. Ее костюм при движении поскрипывал, на приподнятой груди подымалась и опускалась эмблема клуба – черный паук в белых нитях паутины, а ниже подпись красным готическим шрифтом: «Black Spiders». Интересно, того парня они называли Пауком – это просто совпадение, или, может быть, он имел какое-то отношение к клубу?
Он прекрасно знал, что больше никогда не увидит эту девушку, хотя очень, очень хотел бы. Наверняка у нее есть парень, такой же байкер, мускулистый, перепачканный мазутом, пропахший бензином, со шрамами на теле и мужественным небритым лицом. Избитое клише, но такое чудовищно устойчивое, как те парни из рекламы сигарет Marlboro. Черт его знает, что это за люди, но миф главнее всего остального, а миф говорит, что это крепкие, сильные духом ребята, которым нипочем любая опасная работа – а выпас скота на отдаленных ранчо, без сомнения, таковой является. И не важно, что в реальности все немного по-другому и добрая половина этих заядлых курильщиков уже в могиле.
Терентьев заметил, что, поворачиваясь, она бросила на него презрительный взгляд.
«Любой взгляд сверху вниз может выглядеть презрительным», – оправдал он ее.