– Вы рехнулись? – Ларин не хотел задеть собеседника, реплика вырвалась сама собой, однако по ледяному отрешенному тону говорящего было понятно, что тот в здравом уме. И явно не шутит.
– Нет ни улиц, ни названий. Девять километров от МКАД на северо-запад, третий съезд под шлагбаум на знаке «Проезд запрещен» и дальше до проходной. Вокруг вышки и охрана. – Голос помолчал. Потом сквозь начинающийся приступ кашля Ларин услышал невнятное пожелание: – Удачи тебе, парень.
И связь прервалась.
Он отнял трубку от уха и посмотрел на экран. Две минуты тридцать одна секунда. Номер не определен.
Денису грозит что-то очень нехорошее. Какая-то операция. Возможно, его так сильно избили, что он в реанимации. Где-то там. На девятом километре. Что там вообще находится? Он открыл карту, отыскал примерное местоположение. Лесной массив, больше ничего. Ни строений, ни названий. Так и есть.
Внезапно жуткая мысль пришла ему в голову.
Ларин побледнел, живот мигом скрутило, словно внутри кто-то прошелся раскаленной кочергой. Он осмотрелся, чтобы никто из случайных прохожих не заметил его странного состояния и ненароком не вызвал скорую или, еще хуже, – полицию. Знаете этих сердобольных граждан: «Мужчина, вам плохо? Сейчас вызову полицию, они решат, плохо вам или хорошо».
Гвалт из павильона вторсырья усилился, он уже перекрывал и музыку, и шум автомобилей.
Ларин вздрогнул, когда ему на плечо опустилась чья-то рука.
– Ты меня ищешь? – спросил знакомый голос.
Ларин обернулся. Он готов был увидеть кого угодно, даже самого папашу Успенского или его охранника без уха, поэтому тысячу раз пожалел, что оставил тубус с ружьем в машине.
Однако когда он повернулся, то увидел старика с блуждающей улыбкой на лице. Это был мистер Браун собственной персоной. Одетый в мешковатый коричневый костюм, выглядящий нелепо и даже ужасно, он смотрел пронзительно и ясно.
– Э, – произнес Ларин, не зная, что и сказать. Конечно, он искал Брауна. Кого здесь еще искать.
– Видишь ли, аспирант Ларин, – произнес старик удивительно твердым голосом. – Я и есть тот человек, который зарезал твою диссертацию.
Он в полной мере насладился реакцией школьного учителя, на лице которого за несколько секунд пронеслась вся гамма чувств – от удивления-непонимания до ужаса-ненависти. Но поскольку Ларин за последние месяцы научился владеть собой очень хорошо, то последней эмоцией стал ярко выраженный сарказм.
– А возможно, – предположил Ларин, совладав с собой, – вы и есть тот парень, что почил в день седьмой, устав от трудов своих праведных.
Старик ухмыльнулся.
– Возможно, – сказал он, нисколько не смутившись. – Возможно, я и есть тот парень.
Рядом возникли двое дурно пахнущих товарищей, они волокли гигантскую стопку картона, высотой с человека. Под картоном скрипела невидимая повозка, и они, словно бурлаки, впрягшись в натянутые поводья, тащили груз к входу павильона.