Сообщение о смерти Валькруа занимало всего два абзаца на двадцать восьмой странице и было озаглавлено «Врач погиб в автокатастрофе». Из него я узнал, какого типа, пусть не модели, была у канадца машина («компакт иностранного производства») до того, как недалеко от причала в Уилмингтоне врезалась в железобетонную опору. Валькруа скончался на месте, его родственники в Монреале уже извещены о трагедии.
Уилмингтон находится на полпути от Лос-Анджелеса к Сан-Диего, если ехать прибрежным шоссе, – унылое скопление складских помещений и доков. Мне захотелось узнать, что делал там Валькруа и в какую сторону направлялся. Он уже бывал в Ла-Висте? Возвращался оттуда и попал в аварию?
Мне вспомнились его хвастливые заверения Беверли о том, что у него припрятан козырь в отношении Своупов. Один за другим посыпались вопросы: авария произошла случайно, вследствие притупленной наркотиками реакции, или же Валькруа решил разыграть своего козыря и поэтому лишился жизни? И что это была за тайна, которую он считал своим спасением? Могла ли она раскрыть убийство Своупов? Или помочь установить местонахождение их детей?
Я крутил это снова и снова до тех пор, пока у меня не разболелась голова, напряженно застыв на краю кресла, шаря наобум, словно слепой, оказавшийся в лабиринте.
И только тогда, когда я сообразил, чего недостает, я смог сосредоточиться на том, что нужно сделать. Если бы я с самого начала посмотрел на дело с
Я был обучен искусству психотерапии, заключающемуся в том, чтобы раскапывать прошлое с целью распутать настоящее и сделать его пригодным для жизни. В каком-то смысле это сродни работе следователя: красться, пригнувшись, по темным закоулкам подсознания. И начинается все с того, чтобы тщательно и подробно выяснить всю предысторию.
Четыре человека умерли неестественной смертью. И если их смерть казалась беспорядочным набором не связанных между собой ужасов, то виной всему было отсутствие такой предыстории. То, что к прошлому отнеслись с недостаточным уважением.
И такое положение дел требовалось срочно исправить. Это уже была не теоретическая задача. На кон были поставлены человеческие жизни.
Я отказался подсчитывать вероятность того, что дети Своупов живы. На данный момент достаточно было того, что она выше нуля. Я мысленно представил себе, уже в сотый раз, мальчишку в пластиковой комнате, беспомощного, полностью зависящего от других, потенциально излечимого, но носящего в себе бомбу с часовым механизмом… Его нужно найти, иначе он умрет в страшных муках.
Злясь на собственную беспомощность, я перешел от альтруизма к самосохранению. Майло настоятельно советовал мне соблюдать осторожность, но, возможно, опаснее всего сидеть на месте.
Кто-то охотится на меня. Рано или поздно появится известие о том, что я остался в живых. Охотник вернется за своей добычей и теперь уже не будет торопиться, чтобы сделать все как надо. Я не хотел, не мог играть в это выжидание, жить жизнью осужденного на смертную казнь.
Меня ждет работа. Исследования. Эксгумация.
Компас указывал на юг.
Глава 19
Самый большой риск – это кому-то довериться. Однако без доверия ничего невозможно.
В данный момент не стоял вопрос, рисковать или нет. Нужно было определиться с тем, кому можно верить.
Конечно, был Дел Харди, но я не видел, чем сможет помочь он сам или полиция вообще. Это профессионалы, привыкшие иметь дело с фактами. У меня же были смутные подозрения и интуитивный страх. Харди выслушает меня внимательно, поблагодарит за желание помочь, посоветует не беспокоиться, и на том все закончится.
Ответы, в которых я нуждался, мог предоставить только тот, кто знал все изнутри; только человек, знавший Своупов при жизни, мог пролить свет на их смерть.
Шериф Хоутен показался мне честным человеком. Однако подобно многим большим лягушкам в маленьком пруду, он слишком высоко себя ставил. Он
Подобная отеческая снисходительность порождала примирительный подход к любым проблемам, примером чему было мирное сосуществование города и секты. Плюсом можно было считать то, что это вело к терпимости, минусом – это сужало круг зрения.