Жаркий август

Возвращались они неспешно. Оба тянули время, не желая прерывать эту волшебную близость тел, невидимых в темноте, но тем острее ощущавших присутствие друг друга по звуку дыхания или случайному прикосновению.

И вдруг в двух-трех метрах от берега, где вода была уже по пояс, Адриана, которая шла, держа Монтальбано за руку, споткнулась о железную канистру, брошенную в море каким-то сукиным сыном, и полетела вперед. Монтальбано инстинктивно крепче схватил ее за руку, но не удержал равновесия и тоже упал прямо на нее.

Они вынырнули, сплетясь телами, как борцы, и задыхаясь, будто пробыли под водой бог знает сколько. Адриана опять поскользнулась, и оба ушли под воду, не разжимая объятий. Снова встали, обнявшись еще крепче, и тут их окончательно унесло в иное, сладостное море.

Когда, очень нескоро, Адриана наконец ушла, для Монтальбано настала очередная поганая ночь – он ворочался и маялся, крутился и вертелся, метался в лихорадке. Жара была, что и говорить. Чувство вины, несомненно. Вместе с толикой стыда. Плюс малая доля отвращения к себе. И червячок угрызений совести.

Но главным образом – глубокая печаль, в которую поверг его подло закравшийся в душу вопрос: «А будь тебе не пятьдесят пять лет, сумел бы ты сказать нет?» Не Адриане, а самому себе. И ответ получался однозначный: «Да, сумел бы. В конце концов, такое уже бывало». – «Почему же сейчас ты пошел на поводу у той части себя, которую до сих пор умел держать в узде?» – «Потому что я уже не тот, что раньше. И сам это знаю». – «Так, значит, это предчувствие близящейся старости сделало тебя уязвимым перед молодостью, перед красотой Адрианы?» И снова горьким ответом было: «Да».

– Синьор комиссар, что стряслося?

– А что?

– На вас лица нет! Вы не заболели?

– Не спалось, Катаре. Позови-ка Фацио.

Фацио тоже не мог похвастать свежим видом.

– Комиссар, я сегодня всю ночь заснуть не мог. Вы уверены в том, что мы делаем?

– Ни в чем я не уверен. Но других вариантов нет.

Фацио развел руками.

– Поставь прямо сейчас кого-нибудь на пост у дома. Не хватало, чтобы на нижний этаж вдруг забрел какой-нибудь придурок и испортил нам всю игру. Отошлешь его в пять, потому что к этому времени мы уже приедем. Еще раздобудь удлинитель метров на двадцать с тремя розетками. Купи три лампы-переноски, как в автосервисе, – с проволочной сеткой поверх колбы, представляешь?

– Ага. А зачем нам все это?

– Подключим удлинитель к розетке у входа в дом и спустим на нижний этаж, как сделал Каллара, когда приходил с инженером. А в тройник воткнем три лампы-переноски, из которых две пойдут в гостиную. Хоть какой-то будет свет.

– А все эти навороты не вызовут у Спиталери подозрений?

– Если что, Адриана скажет, что ей так посоветовал Каллара. Ты куда сейчас?

– К Галлуццо.

Работать он был не в состоянии, на звонки не отвечал, не подписал ни единой бумаги. Просто сидел, чуть ли не воткнувшись лицом в вентилятор. В голове то и дело вспыхивали картины – он и Адриана прошлой ночью, – и комиссар усилием воли стирал их. Хотел сосредоточиться на том, чем может обернуться встреча со Спиталери, но тоже не получалось. Солнце, как назло, бушевало так, что и ящерица бы зажарилась. Как последние залпы фейерверка гремят мощнее и раскатистее прочих, застилают небо самыми многоцветными огнями, так и август под конец выдал самые жгучие, самые палящие деньки. Он не смог бы сказать, сколько прошло времени, когда наконец появился Фацио и сообщил, что все достал.