Будет кровь

22
18
20
22
24
26
28
30

Поэтому Холли останавливается у следующего торгового центра, хотя это означает, что до casa[30] Гибни она доберется уже в темноте (вести машину ночью Холли терпеть не может), и покупает шлепанцы и банный халат. Берет чек на случай, если размер, по словам Шарлотты, окажется не тем.

Вновь выехав на трассу, в безопасности взятого напрокат автомобиля, Холли набирает полную грудь воздуха и выдыхает его громким криком.

Это помогает.

5

Шарлотта обнимает дочь на пороге, затем уводит в дом. Холли знает, что за этим последует.

– Ты похудела.

– Вообще-то я такая же, – отвечает Холли, и мать окидывает ее взглядом, который говорит: Однажды анорексичка – анорексичка навсегда.

Обед – навынос, из соседнего итальянского ресторана, и пока они едят, Шарлотта говорит о том, как сложно ей без Генри. Словно ее брат отсутствует добрых пять лет, а не пять дней и находится не в расположенном поблизости доме престарелых, а проводит последние годы, занимаясь какими-то глупостями в далеких краях, скажем, продает велосипеды в Австралии или рисует закаты на тропических островах. Она не спрашивает Холли о ее жизни, работе, о том, что та делала в Питсбурге. К девяти часам, когда Холли считает себя вправе сослаться на усталость и пойти спать, она буквально чувствует, как становится моложе и меньше, превращаясь в печальную, одинокую, анорексичную девушку – да, было и такое, во всяком случае, в первом кошмарном учебном году в старших классах, когда ее звали Джибба-Джибба Гибба-Гибба, – которая жила в этом доме.

Ее спальня такая же, с темно-розовыми стенами, которые всегда вызывали у нее мысли о полусыром мясе. Мягкие игрушки по-прежнему на полке над узкой кроватью. Самое почетное место занимает мистер Кролик-из-Шляпы. Уши мистера Кролика сильно потрепаны, потому что Холли грызла их, когда не могла уснуть. Постер с Сильвией Плат висит на стене над письменным столом, за которым Холли писала плохие стихи, а иногда размышляла над тем, чтобы совершить самоубийство по примеру своего кумира. Раздеваясь, она думает, что совершила бы или хотя бы попыталась, будь у них газовая плита, а не электрическая.

Было бы нетрудно – совсем нетрудно – считать, что эта детская комната поджидала ее, как чудовище в истории ужасов. Она спала здесь несколько раз в здравые (относительно здравые) годы взрослой жизни, и комната не съела ее. Мать тоже не съела. Чудовище есть, но не в этой комнате и не в этом доме. Холли знает, что ей следует помнить об этом, следует помнить, какая она сейчас. Не ребенок, который грыз уши мистера Кролика-из-Шляпы. Не девочка-подросток, которая практически всегда выблевывала съеденный перед школой завтрак. Она – женщина, которая с Биллом и Джеромом спасла всех этих детей в Центре культуры и искусств Среднего Запада. Она – женщина, которая пережила Брейди Хартсфилда. Она встретилась лицом к лицу с другим монстром, в техасской пещере. Девочки, которая пряталась в этой комнате и не хотела из нее выходить, больше нет.

Холли опускается на колени, молится и ложится в постель.

18 декабря 2020 г.

1

Шарлотта, Холли и дядя Генри сидят в углу гостиной «Пологих холмов», украшенной по случаю праздника. Повсюду мишура, а сладковатый аромат елочных гирлянд почти забивает более стойкие запахи мочи и хлорки. Рождественская ель увешана лампочками и леденцовыми тростями. Из динамиков льется рождественская музыка, усталые мелодии, без которых Холли готова прожить до конца своих дней.

Обитатели дома престарелых не лучатся праздничным настроением. Большинство смотрит информационную рекламу чего-то под названием «Эб лаундж», в которой снялась сексапильная девица в оранжевом трико. Остальные не глядят на телевизор: одни молчат, другие разговаривают, кто-то беседует сам с собой. Хрупкая старушка в зеленом халате склонилась над гигантским пазлом.

– Это миссис Хетфилд, – говорит дядя Генри. – Имени не помню.

– Миссис Брэддок говорит, что ты спас ее от падения, – напоминает Холли.

– Нет, это была Джулия, – качает головой дядя Генри. – В бассейне. – Дядя Генри громко смеется, как делают люди, вспоминая золотые деньки. Шарлотта закатывает глаза. – Мне было шестнадцать, а Джулии, если не ошибаюсь… – Он замолкает.

– Покажи нам свою руку, – командует Шарлотта.

Генри склоняет голову набок:

– Мою руку? Зачем?

– Дай мне на нее взглянуть. – Она хватает брата за руку и тянет рукав вверх. На руке приличный, но не слишком примечательный синяк. По мнению Холли, он похож на неудачную татуировку. – Вот так они заботятся о людях. Мы должны подать на них в суд, а не платить им, – возмущается Шарлотта.