Шоссе в никуда

22
18
20
22
24
26
28
30

— Поживает пока, — неопределенно отозвался Фоменко, — тоже разморило его, спит он.

— То есть сегодня поговорить с ним уже не удастся? — уточнил Илья, вставая с лавки и поочередно дрыгая затекшими ногами. — Значит, завтра?

— Сегодня нет, это точно, — подтвердил Иван Алексеевич, — ну а насчет завтра покажет завтра. Скажу вам, господа, откровенно, никакого завтра может вовсе и не быть. Я уж не знаю, в каких делах он замешан, но те, кто его били, они ведь именно хотели убить. У него череп в нескольких местах пробит. Буквально пробит. Мы делали трепанацию и удаляли врезавшийся в мозг осколок.

— То есть жить будет, — заключил Зубарев.

— Из-за того, что помощь ему оказали не сразу, образовался обширный отек головного мозга, — врач хмуро покосился на оперативника, капитан ему явно не нравился, — нам его удалось снять, но есть проблема. У меня очень большие подозрения, что в раны попала инфекция. А так как эти раны напрямую связаны с головным мозгом, то последствия, сами понимаете, могут быть самые печальные.

— Слушайте, док, нам с этим гавриком страсть как еще пообщаться надо, — Зубарев тоже вскочил на ноги, — а то у нас к нему вопросов вот на столько, — он широко развел руки, — а ответов пока вот столечко. — Он изобразил едва заметный зазор между пальцами и ткнул их под нос Ивану Алексеевичу.

Тот недовольно поморщился.

— Все, что можно сделать, мы делаем, — произнес Фоменко заученную фразу, — дальнейшее в большей степени зависит от организма пациента, от того, как он будет бороться за выздоровление.

Лунин подумал, что Токовенко не производит впечатления человека, отчаянно борющегося за жизнь, но вслух этого не произнес. Вместо этого он достал из кармана визитку.

— Иван Алексеевич, большая просьба, как только будет возможность вновь с ним поговорить, хотя бы несколько минут, позвоните мне сразу.

— Непременно, — Фоменко, не взглянув на визитку, сунул ее в карман, — тогда, если ко мне нет больше вопросов, я с вами прощаюсь.

— Хотел еще вот что спросить, Иван Алексеевич, — Лунин аккуратно придержал уже собравшегося уходить хирурга за локоть, — вдруг вы что-то знаете на эту тему.

— Ну, если она как-то связана с медициной, — снисходительно улыбнулся завотделением.

— В каком-то роде, — кивнул Илья. — Вот эта больница, в которой мы находимся, Восьмая градская, вы же здесь, как я понимаю, давно работаете?

— Весьма прилично, — подтвердил Фоменко, — как после института сюда распределился, так все время здесь. Раньше, знаете ли, не модно было с места на место скакать, а теперь как-то незачем. — Он вновь улыбнулся Лунину, но уже чуть добрее.

— Очень хорошо, — обрадовался Илья, — тогда, может быть, вы мне объясните: почему Восьмая градская? Есть в городе Первая, Вторая, а эта вдруг Восьмая?

Иван Алексеевич с удивлением взглянул на Лунина.

— Вот уж бы никогда не подумал, что этот вопрос может заинтересовать работника следственных органов. Знаете, молодой человек, когда-то давно, лет сорок назад, меня этот вопрос тоже интересовал. Я даже не постеснялся обратиться с ним к главному врачу, как сейчас помню, Лев Анатольевич Заруцкий, выдающийся был человек. — Фоменко восхищенно причмокнул губами.

— Так и что выдающийся человек вам ответил? — Зубарев нетерпеливо высунулся из-за плеча Лунина.

— А ничего, — язвительно усмехнулся Иван Алексеевич, — он тоже не знал. Всего доброго, молодые люди.