— Не могу. Инспектор Кадзи ведь ездил в Токио?
Ивамура молчал.
— С какой целью? — Накао подался вперед. — Полицейское управление выяснило, с какой целью. Но обнародовать эту информацию нельзя. Поэтому оно отправило в прокуратуру фальшивый протокол признания. Так?
— Не знаю. — Ивамура посмотрел на Накао пронизывающим взглядом. — А теперь давай я задам тебе вопрос. Если информацию нельзя обнародовать, о чем это говорит?
Накао не думал об этом. Нет, после того как всплыли «два дня неизвестности», он пытался размышлять на эту тему, но ничего конкретного в голову ему так и не пришло.
— Я не знаю. Но, раз полиция скрывает, значит, имел место какой-то дурной поступок. Так я считаю.
— Мы ничего не скрываем.
— Тогда почему прокуратура злится?
Некоторое время Ивамура молчал.
— Ты думаешь, Кадзи Соитиро способен совершить дурной поступок, о котором не должны узнать люди?
В памяти всплыла мягкая улыбка инспектора.
— …Я не знаю.
— Точно нет. Он убил жену и мог думать только о том, чтобы умереть. И сейчас у него те же чувства.
— Но Кадзи Соитиро…
«Он не стал умирать и пришел с повинной». Накао проглотил слова, которые вот-вот должны были вырваться.
Во взгляде Имамуры было что-то не то. Глаза полны гнева — и вместе с тем глубокой печали.
Накао испугался и растерялся. Ивамура говорит так не потому, что хочет защитить полицию. Он знает, зачем Кадзи ездил в Токио. И также знает, что тот не сделал ничего плохого.
Нет… Тогда совершенно непонятно. Если это не дурной поступок, то, наверное, нет необходимости врать прокуратуре?
— Господин Ивамура…
Когда сбитый с толку Накао начал говорить, на столе зазвонил телефон. Извинившись, Ивамура поднялся.