Наверное, я совершила нечто ужасное, если вся Стая исчезла, а может, они просто испугались, может, тирания Паскуд заставила их куда-то забиться.
«Все в порядке, — наконец шепчет Раннер, — все целы. Не беспокойся».
Я с облегчением чувствую, как сердцебиение замедляется.
…и вот я в ванне. Тик-так. Кожа болит, как от тысячи мелких порезов бумагой. Пальцы сжимают эмалированный край ванны. Жмурясь от боли, я жду приговора Паскуд, их милостивого и садистского разрешения погрузить голову под воду.
«Кто у нас тут грязный? — издеваются они. — Давай-ка, очисть себя».
Я опускаю голову под воду, и масло чайного дерева обжигает раны у меня на лице.
«Я, я грязная, — говорю я. — Я, я, я, я, я».
Тик-так.
Тик-так.
Стук в дверь неожиданно будит меня.
— Ты как там? — кричит Анна.
Я оглядываюсь. Ванная. Зеркало. Персиковые полотенца. Шипучие бомбочки.
— В порядке, — с трудом выговариваю я. — Сейчас выйду.
— Я собираюсь к Рею. Суп в духовке. Куриный, твой любимый.
— Спасибо, — говорю я.
Я дрожу, вода уже остыла.
«Подъем, подъем», — хохочут Паскуды.
Мне удается одеться, я добредаю до кухни — телефон показывает семнадцать минут первого, — насыпаю себе миску шоколадных шариков, заливаю их «Золотым молоком» и пальцем снимаю сливки из-под крышки. Шарики плавают, как затерянные в океане. Я ложкой отодвигаю их и пью молоко прямо из миски. Мой рот горит.
Все мои движения — как на замедленной съемке. Мои сознание и тело фильтруют запахи, вкусы и звуки, как будто не могут впустить их в жизнь. Мне хочется заблокировать весь день и все, что связано с прошлой ночью.
«Ну, пожалуйста», — думаю я и произношу слова вслух, зная, что их никто не услышит: