— Я буду вместе с тобой, — говорит мой Здравый смысл. — Ты будешь не одна.
— Не знаю, Элла, все это неправильно. Вряд ли я смогу. Мы станем соучастницами его преступления. Господи, да ей же всего одиннадцать. Она ребенок!
— Да, но тогда у нас точно будут основания для его ареста. С этим он на долгое-долгое время отправится в тюрьму.
— Я боюсь, — шепчу я.
— Знаю, но мы должны это сделать. Мы должны положить этому конец. Помочь другим девочкам. Не забывай, некоторые из них даже младше Пой-Пой и Грейс.
— Это удар под дых, — говорю я, опуская глаза.
— Но это все так.
Я оглядываюсь по сторонам, посетители бара улыбаются и танцуют. Они не подозревают о том, что происходит всего в миле от них. О доме, набитом девочками, как банка — сардинами; о комнате с розовыми кроватями, похожими на кусок мыла; о порочных камерах; о красном саронге и сосновом шесте; о плюшевых зверятах; о жужжащем вентиляторе; о кошке.
Меня злит то, что единственное, что я люблю, единственное, что у меня на самом деле получается хорошо, будет использовано, чтобы изобличить человека по самому уродливому сценарию.
«Есть ли другой способ привлечь его к ответственности, такой, который не требует, чтобы я фотографировала ранимую одиннадцатилетнюю девочку?»
От беспомощности меня охватывает паника — то же самое я чувствовала, когда оставалась дома наедине с отцом. Я пряталась в кладовке, в ванной, за шторами или под своей кроватью. Но он всегда находил меня. Он считал своим долгом знать обо всех моих тайниках.
«Ты должна помочь ей», — шепчет Долли.
«Она права», — говорит Раннер.
Пауза.
— Ладно, — соглашаюсь я, — но на этом все. Как только у нас будут фото, мы сразу идем в полицию.
Элла улыбается и сжимает мою руку.
— Кстати, — говорю я, — Грейс оставила мне сообщение. Сказала, что не смогла с тобой связаться. Тебе, Элла, надо присматривать за ней. Заботиться о ней. Отвечать на ее звонки.
Элла закатывает глаза.
Улей забирает наши пустые стаканы.
— Еще две, — заказываю я.