Аэлита улыбается мне. Именно такую благодетельную улыбку вы жаждете от Божьего избранника.
— Я закончила с этим миром, тобой и падшими ангелами, которые барахтаются вместе с тобой в грязи человечества. Грешите, уничтожайте и развращайте этот мир, сколько душе угодно. Я призвана для чего-то более прекрасного, чем ты можешь себе представить. Я стану Отцом и позабочусь о своей семье. Но перед этим я отправляюсь домой убить Бога.
Аэлита закрывает дверь Уэллса, обходит машину, садится за руль, заводит двигатель и уезжает.
Я вытаскиваю Аки из «БМВ» и толкаю его впереди себя в вестибюль. Он хромает и скулит, и я всерьёз подумываю нанести ему ещё парочку ран, но вестибюль «Шато» заставляет его заткнуться.
Это место представляет собой мясной рынок. Улицы выглядели плохо, но видеть в замкнутом пространстве останки должно быть от двадцати до тридцати человек, это шокирующее зрелище даже по меркам того, что я наблюдал в Даунтауне. Картина становится совсем весёлой, учитывая, что отдельные группы зетов всё ещё трудятся над человеческими объедками. Они замечают, как входим мы с Аки, бросают бёдра, печени и мозги, которыми закусывали, и направляются к нам. Я посылаю с помощью
Я замечаю у стойки регистрации металлическую трость, и протягиваю её Аки.
— Пользуйся ей и веди себя тихо.
Прежде, чем мы поднимаемся в комнату Люцифера, я нахожу кладовку уборщика в нише в дальнем конце вестибюля. Я набиваю мусорный мешок клейкой лентой, четырёхлитровой бутылью жидкого мыла и всеми лампочками, какие нахожу. Я выталкиваю Аки из кладовки и направляюсь к лифтам.
Я говорю: «кис-кис, сюда», и Бродячие движутся к нам, но на этот раз под моим контролем. Я толкаю Аки к задней стенке лифта, загоняю Бродячих внутрь и втискиваюсь последним. Нажимаю кнопку этажа Люцифера и оглядываюсь через плечо на Аки. Он так сильно зажмурил глаза, что я удивляюсь, как они не лопаются.
Мы выходим на третьем этаже. Я оставляю зетов в коридоре и провожу Аки через дедушкины часы в комнату Люцифера. Даже несмотря на сильную боль, Аки впечатлён. Может он и Саб Роза, но до этого видел лишь провинциальное худу.
— Это потрясающе, — говорит он, ковыляя по кругу, осматривая комнату Люцифера.
Я указываю на крепкое деревянное кресло с подлокотниками.
— Сядь.
Аки медленно подходит и садится.
— Тебе не нужно этого делать. Я точно не собираюсь сбегать. Что, если те твари проберутся сюда?
— Не волнуйся. Проберутся. Но не сейчас.
Я отбираю у него трость и швыряю её в другой конец комнаты. Не торопясь, прикручиваю его липкой лентой к креслу, но не особо думаю об этом. Я гадаю, почему Люцифер не показался или не крикнул нам из другой комнаты. Сьют большой, но я не пытаюсь вести себя тихо. Он должен был слышать, как мы вошли.
Когда малыш зафиксирован, я оттаскиваю кресло на середину комнаты на твёрдый мраморный пол и оставляю там.
Я осторожно направляюсь в спальню. Я низко пригнул голову и держу в руке нож. Несмотря на темноту, каждый предмет чётко очерчен. Тем не менее, две скомканные кучи чего-то на полу недостаточно различимы, чтобы рассмотреть их подробно. Я нахожу выключатель и включаю свет.
У изножья кровати Люцифера два тела. Портного и доктора Олвиссенда. В каждого выстрелили три раза. Дважды в грудь и один раз в голову. Трипл-тап. Слегка чересчур, учитывая, что один — прославленный швец, другой — знаменитый костоправ. Ни следа Люцифера, кроме кровавого пятна на кровати.