Убить Мертвых

Он входит с бумажным пакетом, полным чего-то, выглядящего как сорняки, жуки и органы животных, отвергнутые компанией по производству собачьего корма. В руке у него банка, полная бирюзовой жидкости.

— Голубой янтарь.

Он протягивает банку Аллегре, которая встаёт и чмокает его в щёку.

— Это мазаринский лёд?

— Уи[91]. Если заглянешь в «Енохианский Трактат», большую серую книгу возле старого перегонного куба, то найдёшь запись об эликсире Чашницы. Возьми этот янтарь и начни собирать остальные ингредиенты.

— Это вернёт мои шрамы?

— Нет, но мы могли бы остановить исцеление. Чашница варила и подавала богам эликсир, даровавший им вечную жизнь, сохраняя их такими, какими они были всегда. Её эликсир не лечит; он оставляет на месте болезни и инфекции. Тевтонские рыцари во время Крестовых походов привезли его из Святой земли для заразившихся проказой товарищей. Подозреваю, что раз он останавливает распространение болезни, то я смогу сделать так, чтобы он оставил на месте твои шрамы.

— Но ты не знаешь.

— Откуда мне знать? Только ан ом фу[92] просит способ остановить исцеление.

— Отфукай меня, парень. Дай мне шкуру, как у носорога. Пусть я выгляжу как Человек-слон[93].

— Может потребоваться некоторое время, чтобы всё получилось, но посмотрим, что можно сделать.

Видок с Аллегрой собирают на рабочем столе растения и зелья, кусачки и дробилки. Им не нужно много разговаривать. Лишь шепнуть слово-другое, чтобы второй понял, что им нужно. Они прекрасная команда. Бэтмен и Робин, но без педерастического подтекста. На секунду я действительно их люто ненавижу. У меня так же мог быть надёжный партнёр, а я застрял с Чудовищем, Которое Не Затыкается. Интересно, какими спокойными были бы эти двое спустя неделю касабяновых криков о порно и сигаретах. Нужно будет принести его на семейных ужин. У Видока где-то здесь наверняка есть кляп с шариком.

Чёрт возьми. Какой же я мелкий говнюк. Вот они тут, работают над спасением моей задницы, а всё, на что я способен, это скулить о бедном, несчастном себе. Мне нужно пойти и убить что-нибудь настоящее; не прикончить дохлых чирлидерш, а что-нибудь живое и мерзкое, что-нибудь такое, что заслуживает этого.

— Какая ирония, не так ли?

Я смотрю в глаза Видоку.

— Ты провёл все эти годы в аду, сражаясь за то, чтобы остаться в живых, калечась и зарабатывая свои шрамы. Затем ты возвращаешься домой в надежде уничтожить и своих врагов, и самого себя, но вместо этого оказывается, что ты исцеляешься и снова становишься прежним собой.

Я встаю и смотрю на свой телефон. Ещё есть время сделать пару остановок до того, как нужно быть в «Шато».

— На хер меня прежнего. У прежнего меня дебилы украли жизнь, а самого дорогого ему человека убили. Если я снова начну превращаться в того засранца, то сам сдеру с себя эти шрамы и приставлю дробовик ко лбу.

— Но как ты на самом деле себя чувствуешь? — спрашивает Аллегра.

— Спасибо, что подлатала меня. Увидимся позже.