Единственный ребенок

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сколько лет было самому молодому убийце в материалах, которые вы наверняка изучали?

Сонгён потеряла дар речи. Он был прав. Возраст не имеет значения.

Мэри Белл, самой страшной малолетней убийце в истории двадцатого века, тоже было всего одиннадцать. Вместе с подружкой она задушила соседского ребенка, которому не исполнилось и три годика, и искромсала его тело ножницами[23]. Да что там далеко ходить — в соседней Японии одна ученица начальной школы хладнокровно зарезала свою одноклассницу, повергнув в ужас весь мир[24].

— У меня есть сразу несколько причин так думать, — произнес сержант Ю, и Сонгён обратилась в слух. Сердце так громко билось в груди, что, казалось, содрогается все тело.

— Когда появляешься на месте пожара, то видишь, что все погорельцы выглядят более-менее одинаково. Захваченные врасплох, многие не успевают даже толком одеться. В то утро, когда я увидел спасенную девочку, что-то не давало мне покоя, хотя я и не мог точно сказать, что именно. Но потом как следует подумал и понял: дело было в одежде, которая на ней была. Именно это и показалось мне странным, — продолжал сержант.

Он хорошо запомнил то утро. Девочка, хоть ее и вынес из пожара кто-то из спасателей, прижимала к себе плюшевого медведя. И вдобавок к этому была в носках и в туфельках. Как она могла их надеть, если они были оставлены возле входной двери, а девочка, по ее словам, выбралась через окно, чтобы спастись от огня? Это могло означать только одно: она надела их заранее.

— И еще у нее была визитная карточка отца в кармане, — добавил он.

— Может… может, она собиралась тайком повидаться с ним? — произнесла Сонгён, страстно желая как угодно опровергнуть приводимые им доводы.

У него есть только один кусочек головоломки, твердила себе она. Этого мало, чтобы вынести окончательно суждение. Столько невиновных людей было осуждено на основании неправильно интерпретированных улик! В тот день Хаён могла замыслить уйти из дома родителей матери, чтобы повидаться с отцом — чем не объяснение?

— После того как ее спасли, она и словом не обмолвилась про бабушку с дедушкой. Любой другой ребенок при подобных обстоятельствах первым делом попросил бы найти или спасти своих опекунов, не обнаружив их среди спасенных. Но Хаён даже не озаботилась поинтересоваться, спаслись ли они, или же остались в доме. А из этого наверняка следует, что она уже была в курсе ситуации, — возразил сержант Ю, сразу припомнив кое-что еще.

А именно — то, как она выглядела, пока спала на заднем сиденье полицейской машины. Теперь, задним числом, он сознавал, что на ее лице не было ни малейших признаков шока или страха — одно лишь довольство мыслью, что отец скоро приедет.

— Просто не знаю, что и сказать… Все это так неожиданно… — произнесла Сонгён, подумав, что не может и дальше сидеть тут, слушая его. Мысли вихрем кружились в голове.

— Все это, естественно, пока лишь плод моих собственных умозаключений. У меня нет железных улик, чтобы доказать это. Если только не найдется то вещество, которое дали этой паре… Я пока больше никому не рассказывал. Никто из моих коллег ничего не знает, — сказал сержант Ю.

— Так зачем вы тогда… — начала было Сонгён.

— Потому что именно вам в первую очередь следует это знать. Вы — специалист в этой области, и при этом еще и ее опекун.

Сонгён ничего не смогла на это возразить.

— Как следует за ней присматривайте. Вот и все, что я могу сказать, — произнес сержант Ю, после чего поднялся и двинулся прочь.

Оставшись одна, она так и осталась сидеть на диванчике.

Сонгён не могла мыслить связно, все смешалось у нее в голове — она совершенно не представляла, что со всем этим делать, как понимать и что сообщить Джесону. Наконец кое-как ухитрилась взять себя в руки и после долгих размышлений пришла к единственному заключению: лучше пока вообще никому ничего не рассказывать.

Она никому не позволит обвинить ребенка в убийстве при отсутствии железных доказательств.