Искупление кровью

22
18
20
22
24
26
28
30

Жюстине пришлось терпеть до вечера, пока Портье закончит дежурство. В девять часов в тюрьме царило спокойствие. Только телевизоры голосили в камерах. Они наконец дошли до отсека для заключенных особого содержания, куда поместили Даниэля. Камера 213. Людо открыл дверь.

— Шеф! Вас ждет великолепный вечер!

И застыл в двери. Жюстина немного подвинула его, ей не терпелось сообщить хорошую новость.

— Даниэль! Марианна не забыла тебя! Она…

В свой черед и Жюстина окаменела. Выронила письмо, которое, покружившись, спланировало на пол. Потом издала вопль, прозвеневший до самых глубин здания. Даже пошатнувший сторожевые вышки.

Марианна уже спала. Свернулась калачиком на краю кровати. Крепко вцепилась в подушку. Была во власти невидимых терзаний. Испускала жалобные пронзительные стоны. Падала в воду. Смерть всасывала ее в себя, она тонула, уже не могла дышать. Чем сильнее барахталась, тем глубже погружалась в теплые воды. Красного цвета…

Через открытое окно в камеру проникал безмятежный покой погожего летнего вечера. Сквозняк подхватил письмо, прибил его к ограждению. Неоновая лампа над умывальником озаряла сцену мертвенным светом. Таким же, как его лицо. Бессонная звезда, сияющая над ним. Ведущая его по сумеречной тропе. Избранной им тропе. Тропе забвения.

Жюстина подошла, закрывая лицо руками. Чтобы ужас не бросился сразу в глаза. Она дрожала как осенний лист. Рыдания раздирали грудь. Не давали дышать. Упала на колени в багровую лужу. Заставила себя взглянуть на тело, когда-то принадлежавшее человеку. Другу. Правая рука прижата к груди. Левая свесилась с койки. Пальцы касались пола. Омывались собственной кровью. Запястье взрезано на пять сантиметров. Улыбка, обращенная в вечность.

Жюстина поднесла дрожащую руку к его лицу. Медленно провела ею вниз, до сонной артерии. Никакого движения. Все окаменело, застыло изнутри.

— Он оставил письмо, — прошептал Людо.

Жюстина согнулась пополам, не зная, как теперь дышать. Как жить.

Один час. Они опоздали на какой-то час. Этот час стоил жизни. Как теперь жить самим?

Фрэнк вздрогнул. Услышал вопль, от которого кровь застыла в жилах. Выбежал из своей комнаты, бросился в комнату Марианны. Она сидела в постели, еле дыша, с глазами, вылезшими из орбит: невыразимый страх искажал ее черты. Будто на нее надвигался какой-то монстр. Потом вдруг разразилась слезами. Шарила свободной рукой в пустоте. Будто хотела до чего-то дотянуться, удержать что-то. Или кого-то.

Фрэнк прижал ее к себе так крепко, как только мог.

— Это ничего, Марианна, — прошептал он. — Тебе приснился кошмар…

Она снова закричала.

— Все кончилось, — с нежностью повторил он.

Пусть мои дети когда-нибудь простят меня. Пусть простят меня все, кто меня любит.

Я виновен в том, что полюбил женщину. Полюбил в ней все. Ее смех, ее слезы, ее улыбку, ее глаза. Ее силу, гордость, безумие.

Ее руки, руки преступницы.