Долина

Разве такое возможно? Вот уж никогда не думал, что будет побежден и убит… вот так. Он вдруг разразился громким смехом, из горла вылетали звуки, похожие не то на рыдания, не то на стоны.

– Да мать вашу, не верю-у-у!!!

Смех внезапно оборвал сильный удар по ребрам, и грудь прорезала острая боль: наверняка одно ребро было сломано. Марсьяль Хозье заорал. Принялся ругаться. Потом захотел что-то сказать, но получил в лицо порцию вонючего теплого душа, который растекся по волосам и шее, заставив его задохнуться и закашляться. Моча… На него помочились! Он икнул, сплюнул и поднял глаза на две ноги, крепко стоявшие на земле у него за головой. Потом скользнул взглядом вниз, к собственным ногам. Чьи-то руки лихорадочно расстегивали на нем пряжку брючного ремня и уже принялись за ширинку.

– Что вы делаете? Вы с ума сошли! Прекратите! Что вы делаете?

Грудь его подпрыгнула от короткого, отчаянного вдоха. Сердце пустилось в галоп, пот и моча стекали со лба. Но когда, вытаращив полные слез глаза, он увидел, что к его промежности подносят огромные щипцы, он впервые за много лет помочился без усилий.

Сервас не слышал душераздирающего вопля в лесу. Его никто не слышал, кроме самих убийц. Все приникли к телевизорам, вслушиваясь в комментарии по результатам матча. Ну, во всяком случае, те, кто увлекались спортом по телевизору. Но только не он. Ему спорт по телевизору не нравился, да и сам по себе спорт тоже. В отеле он выпил сразу три порции виски, и этого хватило, чтобы захмелеть или почти захмелеть. Он никогда не дружил с алкоголем. И теперь, когда он, скинув ботинки, не раздеваясь, растянулся на кровати, его разум превратился в дом, открытый всем ветрам, и любые мысли могли туда забраться, как домушники, без всякого приглашения. И все они возвращались к Марианне:

Что ты сейчас делаешь? Где ты? Где прячешься?

Ты молчишь, потому что боишься, что он тебя найдет? Но кто «он»? Или он тебя уже нашел, схватил и увез далеко отсюда? Нет: ты здесь, ты совсем близко, я это чувствую…

Откуда тебя привезли в том фургоне? Скорее всего, он тебя накачал наркотиком. Ты не сопротивлялась и даже не пыталась убежать… А что за парень держал тебя за руку? Маршассон умер, и он тоже… Это не может быть простым совпадением. Они явились, чтобы свести с ним счеты. Чтобы он не заговорил и не раскрыл, кто за всем этим стоит?

Так он один или их несколько? Нет, в любом случае двое: молодой парень и Маршассон. А теперь молодой держит тебя взаперти? Это от него ты убежала той ночью?

В подвале были картонные тарелки и стол со спиленными углами, чтобы ты не могла пораниться… Но ты же могла попытаться вскрыть себе вены пластиковой вилкой или ножом… или отодрать пробковую звукоизоляцию… Тебя заковали? Или ты не сделала этого, потому что не хочешь умирать? Или по другой причине? После всех этих лет у тебя должны были случаться моменты слабости…

А может, Маршассон за тобой следил? И не сводил с тебя глаз?

Ирен ответила после первого же гудка. Он понял, что она не может заснуть, так же как и он.

– Надо проверить, нет ли в подвале потайной комнаты, – сказал он.

– Комнаты?

– Ну да. Я уверен, что Маршассон охранял ее круглосуточно. Он не мог позволить себе роскошь ее упустить. И надо попросить соседа составить фоторобот того парня, что привез ее в фургоне.

– Ты же прекрасно знаешь, что после стольких месяцев у нас очень мало шансов получить достоверный портрет.

– Надо все же попытаться. Соседу целыми днями нечем себя занять, кроме как наблюдать, что происходит на улице. Я уверен, что он скорее забудет даты рождения своих детей, чем возникшее перед ним незнакомое лицо…

– Ладно, я завтра туда кого-нибудь пошлю. А тебе надо попытаться выспаться, Мартен.

Ирен отсоединилась. На самом деле ей не спалось. И не только из-за треволнений расследования и возбуждения сыщика, взявшего след и начавшего перебирать гипотезы. Час тому назад она говорила с Жужкой по скайпу, и сейчас ей хотелось кричать, что-нибудь разбить, самой биться в стену и плакать.