Долина

– Доктор Драгоман – человек, способный на очень резкие суждения по самым разным вопросам. Она личность блестящая. Но на сомнения неспособна. И ее невозможно заставить изменить мнение… Я всегда задыхался в обществе слишком уверенных в себе людей.

«Камю, – подумал Сервас. – Эту фразу он позаимствовал у Альбера Камю». В этот момент доктор провел рукой по густым седым волосам.

– Я должен вам кое-что сказать… В то время… Габриэла была очень молода. Если вы уже знакомы с ней, то знаете, насколько она соблазнительна и притягательна и как умело и сознательно этим играет. В тот промежуток времени, когда мы обследовали Тимотэ, мы стали любовниками…

На глаза доктора Деверни набежала дымка, словно он заглянул в прошлое и стал перебирать воспоминания.

– Мне это далось нелегко… Я тогда был молод, женат, у меня был пятимесячный сын, и я любил свою жену, но… Габриэла – личность, которой невозможно противиться, и она всегда знает, чего хочет. А в то время она хотела меня. О, долго это не продлилось… Когда Габриэла чего-то добивается, она сразу теряет к этому интерес и очень быстро бросает.

Теперь в его глазах появилась печаль, но всего на долю секунды.

– И потом, это все усложняло. Мы с Габриэлой были разного мнения о Тимотэ. Я утверждал, что он абсолютно вменяем, а она думала, что нет. И хотела любой ценой меня убедить, скорее, навязать мне свое мнение. Такова уж Габриэла… По ее мнению, она всегда права. Очень упряма и не любит уступать, а любую дискуссию пресекает на корню. С ней все должны соглашаться, чего бы это ни стоило. Ее разум не приемлет альтернативы. Права только она. И точка. И больше не хочет возвращаться к этому вопросу. До чего все-таки поразительны такие люди…

Сервас сразу вспомнил свою бывшую жену Александру.

– И вы все-таки признали его невменяемым, – заметила Циглер.

– Совершенно верно. Мы признали «острый приступ бреда», то есть то, что американцы называют «кратким психотическим расстройством». Эта патология наблюдается у подростков и у молодых людей без всяких «предвестников», то есть предваряющих состояний, на ровном месте.

– Но это был не ваш диагноз, – уточнила Ирен.

У Деверни был вид нашкодившего мальчишки, которого поймали на месте преступления.

– На самом деле – нет.

– Это был ее диагноз. И как это удалось?

– Она меня убедила… то есть, точнее, манипулировала мной. У меня даже возникла мысль, что она и спала-то со мной исключительно чтобы добиться своего… Габриэла способна на что угодно, когда чего-то хочет. Или ради того, что считает правильным. Более жесткого, непримиримого и несгибаемого человека я не встречал. Я не раз задавал себе вопрос, не вредит ли такая жесткость ее пациентам. Если вас интересует мое мнение, то эта женщина практиковать не должна…

Сервас сильно сомневался в объективности доктора. Скорее всего, здесь говорило его некогда разбитое сердце, которое так и не оправилось.

– И словно бы случайно наша связь прервалась сразу же после того как мы подписали экспертное заключение, – объяснил он. – Само собой, конец отношениям положила она.

Само собой. Ты-то ничем не рисковал. Ты, как бабочка, просто летел на огонь.

– А потом произошло еще кое-что…

Он откашлялся. На этой последней фразе он резко понизил голос, и вид у него вдруг стал еще более смущенный. Сервас и Ирен насторожились.