44
– Войдите, – сказала Габриэла Драгоман.
На ней был облегающий полутоп из черного нейлона с открытой спиной, который позволял любоваться плоским животом, тонкими руками и плечами с прекрасной рельефной мускулатурой, а тщательно подобранные леггинсы обрисовывали крепкие бедра и ягодицы.
Она стояла на каучуковом коврике на голове, опершись на него предплечьями и локтями и обхватив ладонями голову. Ноги были вертикально подняты вверх, носки вытянуты к потолку, и торс тоже строго вертикален.
Ирен озадаченно на нее посмотрела, потом перевела взгляд на Серваса. Тот пожал плечами. Сделав двадцать дыхательных упражнений, Габриэла встала с головы на ноги.
– Стойка
Циглер недоверчиво покачала головой.
– Что вас ко мне привело? – поинтересовалась психиатр, стирая салфеткой пот с тела.
–
– Обыкновенная забывчивость. Мелкий грешок, – признала Габриэла.
– Однако в глазах правосудия это выглядит по-другому… Почему вы этого не сказали, почему скрыли?
Блондинка в костюме для йоги пожала плечами.
– Это не имело никакого отношения к вашему делу… И мне вовсе не хочется ворошить старые воспоминания… Это история прошлая. Я в то время была молода, фанатична, чрезмерно увлекалась теориями. Мне казалось, что старики ничего не понимают, их взгляды устарели, их все обошли, и уже один тот факт, что ты молод, дает тебе право на многое… Вы, должно быть, говорили с Жаком, – добавила она.
Жаком звали Деверни.
– Бедняга Жак… Им так легко было манипулировать. Он убил бы и отца, и мать, чтобы заманить меня в постель. И в то же время его мучило чувство вины. Он был такой… принципиальный. Говорил, что никогда не встречал такой женщины, как я. Такой…
– Получить доступ к досье ваших пациентов, – ответила Циглер.
Черные брови Габриэлы Драгоман поползли вверх.
– Вы шутите?
Циглер достала из внутреннего кармана форменной рубашки санкцию на выемку и протянула психиатру.
– Вам следует знать, что медицинская тайна, за исключением соображений закона, не должна препятствовать расследованию. И сам факт отказа предоставить сведения наказуем.