– Тоже вроде… ничего.
И снова во взгляде мужчины мелькает та самая вина. Глубокая, сокрытая где-то на задворках сознания, в недрах души и лишь время от времени при определённых обстоятельствах выбирающаяся наружу.
Вот как сейчас.
С тех пор как не стало родителей, мне кажется, он на меня всегда так смотрит. То ли чувствует вину за то, что не смог предотвратить случившееся. Не смог предугадать. То ли ещё что-то… Но какова бы ни была причина, едва ли нашёлся бы хоть кто-то, кто смог бы изменить судьбу. Судьбу человека, который осознанно и будучи в здравом уме сделал свой выбор. Принял взвешенное решение. Даже несмотря на то, что решение это было заведомо не самым хорошим или допустимым с точки зрения морали. Никто не смог бы всего этого предотвратить или предусмотреть. Никто. Даже мой брат не смог, а они ведь были так близки с папой.
Чайник, наконец, щёлкает, и я наливаю нам обоим чай, переношу кружки с горячей чуть парящей жидкостью на стол, сажусь на соседний стул.
– На кладбище была, – прибавляю спустя долгую паузу.
Дядя Валера смотрит мне в глаза, после чего кивает.
– Там вроде всё хорошо… Проведала их.
И снова кивок. На меня уже не смотрит. Отпивает свой чай.
– У тебя всё хорошо? – мужчина поджимает и без того тонкие сухие губы, хмурится. – Помощь, может, какая нужна? Деньги?
От упоминания денег почему-то становится не по себе и ещё и гадко вдобавок, словно мне предложили какую-то непристойность.
– Нет. Всё хорошо. Мне хватает.
– На лекарства?
– Тоже.
– Лер, ты если стесняешься, не стесняйся. Я готов помочь, чем смогу. Ты только скажи.
– Да всё нормально, дядь Валер, – выдавливаю из себя вымученную улыбку. – Правда. У меня не такая уж отвратительная жизнь, если задуматься, – опять вру, даже на мгновение не задумываясь: а могу ли я попросить о помощи? Разве не могу? Разве у меня есть ещё хоть кто-то кроме дяди Валеры к кому я могла бы обратиться за помощью? Разве он до сих пор не занимается расследованием смерти всей моей семьи даже несмотря на то, что у него давным-давно отобрали дело и вообще, кажется, сделали всё, чтобы и его жизнь тоже стала невыносимой? Разве нет?
И пока все заданные вопросы отзываются внутри гудящей пустотой, дядя Валера снова дарит мне неуверенный короткий кивок, который затем превращается в долгое и неловкое молчание. Слишком уж неловкое.
На первый взгляд, может, и не скажешь, но раньше нам всегда было о чём поговорить. Я очень любила, когда дядя Валера приходил к нам в гости, а ещё больше я любила его истории. У него их всегда было так много, что временами даже не верилось, будто с одним человеком могло произойти столько всего интересного. И даже когда во время рассказа я понимала, что он откровенно привирает, мне всё равно нравилось. Эта маленькая ложь во благо, чтобы и без того интересная история стала ещё и захватывающей. И чтобы ожидание следующего раза, когда он снова придёт к нам в гости вызывало такую приятную муку и любопытство.
А теперь…
Теперь мы и двух слов связать не можем. Теперь между нами неловкость и тишина, будто мы чужие друг другу люди.