Лера бросила через плечо:
— Я уже кое-кого обещала выгнать…
— Ага, щас. Ты не в той весовой категории, — огрызнулся Торопов. — Давай, колдуй уже. Мне уже литров пять за шиворот залилось.
Лера занесла руку над головой Ани, произнесла тихо, едва различимым шёпотом:
— На своем берегу стою, силу Волота призову. Привела к чертогу сестру Анну для догляду, отвори врата междумирья, дай увидеть врагов своих.
Анна почувствовала, как земля буквально выскользнула из-под ног. Небольшая площадка в центре начерченной фигуры окрасилась синим, из глубины образовавшегося провала повалил туман. Холодный, почти ледяной. Хрусткими языками он касался оголенных ступней, пробирался под одежду, исследовал и проверял, будто пробовал на вкус.
— Стой спокойно, — посоветовал голос Леры, утопая в дымчатой синеве.
Аня и не шевелилась. Словно голографическая картинка перед ней стали проступать знакомые силуэты: пожилая дама с прямой спиной, Аня помнила ее взгляд — бабушка Ирина, по отцовской линии. Рядом с ней появилась полненькая старушка, в которой Скраббл без труда узнала умершую в прошлом году тетю Нину, мамину старшую сестру. Та долго болела, и, когда умерла, на ее губах застыла радостная улыбка. С этой же улыбкой и сейчас она мелькнула перед глазами племянницы.
Лера прошептала откуда-то справа:
— Тот, кто пришел со дна морского, явись!
Аня почувствовала, как на макушку легло несколько крупиц соли.
Вместе с этим острая боль пронзила от темени до пят, грубо схватила тисками грудь, вцепилась ледяной хваткой в горло и обожгла холодом. Аня чувствовала, как ее раздирает, царапает, съедая изнутри. Она не могла пошевелиться, вздохнуть. Жалящее, ядовитое заполняло ее, ослепляя.
Она захрипела и повалилась навзничь. С нее, живой, дышащей, еще способной думать и чувствовать, будто сдирали кожу.
Аня видела, как на лицах усопших родственников отражается недоверие, непонимание и страх. Глаза бабушки Иры округлились, рот приоткрылся в немом крике. Тетя Нина перестала улыбаться, заплакала тихо. Взгляд упал на взбугрившиеся рубцы на руках. Раны открылись на ее глазах, по коже потекла горячая кровь.
— Помогите, — прохрипела, задыхаясь.
Темнота, запах плесени, сырости и прогорклого масла.
Вдруг чьи-то руки выцепили ее из тошнотворного, дурманящего варева, подхватили легко.
Сквозь тяжелую пелену прорывался голос:
— Да ты охренела, ты чего натворила-то?! Вали отсюда! — орал кто-то совсем рядом.
И потом — потоком — ледяная прохлада. Благостная. Счастливая.