Мы, поклонники Токтара, повернулись к старику Байдалы. Ну, что он скажет теперь о молодом джигите?
— А где аркан? Конечно, порвали? — строго спросил старик Байдалы, избегая наших взглядов.
— Не волнуйтесь, цел аркан. Я его у куста волоснеца бросил, — скромно ответил Токтар. — Ажибек! — обратился он к нашему старшему товарищу. — Возьми моего коня и привези бригадиру аркан!
— Радуется сердце! И Жиренкаска достойный скакун, и Токтар — настоящий джигит! — умиленно прошамкал девяностолетний Куатбай, самый старший аксакал в нашем ауле.
Старик Байдалы махнул рукой, сдаваясь, и весело сказал:
— Я думал, Токтар просто мгит, а он заправский джигит.
— Дедушка, а что такое «мгит»? — спросили мы в один голос.
— А я сам не знаю. Просто так придумал: мгит — джигит. Складно звучит, а?
— Складно! Складно! — закричал я вместе с ребятами.
Мы гордились Токтаром. Тем самым Токтаром, который чуть ли не каждый вечер мне что-нибудь дарил, говорил с хитрой улыбкой:
— Канат, будь другом, приди сегодня на наше место.
Я понимал, что означает эта просьба, и приходил на условленное место с сестрой Назирой. Стоял рядышком, пока они говорили. Не сводил с них глаз. Уж кому-кому, как не мне, было знать, насколько ловок, проворен Токтар. Уведет сестру — не успеешь и ахнуть. А они теперь мной не тяготились. Теперь я был как бы их благодетель. Без меня бы строгая мама ни за что не выпустила Назиру одну. А так я что-нибудь придумаю, какой-нибудь хитрый предлог, и мама скажет:
— Назира, погуляйте с Канатом. Только не ходите долго. Возвращайтесь скорей!
Я помнил об этом и не позволял сестре Назире долго стоять с Токтаром.
— Мал ты, а строг, — шутил Токтар с грустной улыбкой.
Весной, когда линяли коровы, ребята собирали коровью шерсть и скатывали в тугой плотный мяч. Потом все лето играли этим мячом в «яйцо», «убегающий мяч», в «мяч-свинью». Помню, однажды в самый разгар игры появился Ажибек верхом на коне, и не на каком-нибудь, а на гнедом жеребце бригадира Байдалы. Заметив, что мы бросили мяч и уставились на него, Ажибек ударил коня пятками, повел его легким галопом и запел, сочиняя на ходу:
При этом Ажибек любовался своей тенью, она летела рядом с ним по пыли, по стенам домов. Он знал, что мы отчаянно завидуем ему. Проскакав мимо нас, Ажибек развернул жеребца и снова пустил его галопом. Так он гарцевал перед нами, словно Бележан перед красавицей Кыз-Жибек, после того как убил Тулегена[11]. Да и тот, наверное, так не старался, так не заставлял плясать своего коня.
Мы не заметили, как в конце улицы появился хозяин коня — старик Байдалы, и потому вздрогнули, услышав его не по летам зычный голос.
— Ажибек, у тебя на плечах голова или дыня?! Я тебе что сказал? — закричал бригадир, сердито ругаясь. — Я тебе сказал: шагом езжай, напои жеребца! А ты что делаешь, гусиная шея? Кому говорю: не мучай коня!
— Не мючай кяня, — вполголоса, кривляясь, передразнил Ажибек бригадира и громко ответил, притворяясь овечкой: — Да что такого, немного поездил, и все! Сейчас напою.