Штормовое предупреждение

Карен повторяет теткино движение, со вздохом откидывается на спинку стула.

— Ладно. Мне нужна твоя помощь.

Эти слова заставляют Ингеборг вновь подняться. Она молча берет с буфета сахарницу, потом открывает верхний шкафчик, достает бутылку без этикетки. А рюмки не достает, отмечает Карен и отрицательно мотает головой, когда тетка вопросительно приподнимает сахарницу и бутылку.

— Я за рулем, — говорит она. — И при исполнении.

— Пожалуй, это еще никому не мешало, — произносит Ингеборг Эйкен и кладет в свою чашку два куска сахару. Свинчивает крышку с бутылки, наливает поверх сахара изрядную порцию, а потом кофе. Размешивает ложкой, наклоняется, нюхает.

— Точно не будешь? Ну ясно, кофей с водкой у вас на материке нынче не пьют. Вам, надо думать, подавай экспрессу да капучину и всякое такое.

Карен улыбается, но не поправляет теткин выговор и не указывает, что Хеймё едва ли можно назвать материком. Она знает, что Ингеборг знает. Просто тут так заведено.

— Стало быть, помощь моя требуется, говоришь. А в чем эта помощь должна состоять, позволь спросить?

— Расскажи все, что знаешь. Что говорят здесь, в усадьбе, и вообще в округе.

— Сплетни хочешь услышать? Н-да, я так и подумала. Однако мальчики тут совершенно ни при чем. Это я тебе сразу скажу.

Ингеборг сверкает глазами, когда Карен отвечает:

— Если мне понадобится что-нибудь выяснить о собственной родне, я как-нибудь сама справлюсь. Я говорю о семействах Стууб, Трюсте, Хусс и Грот и как их там кличут. Я все имена не упомню и кто с кем в родстве тоже.

Она не станет говорить, что кое-что уже узнала от Турстейна Бюле. Да в общем-то вспоминает его рассказы с трудом.

— Ну, во-первых, можешь ограничиться двумя фамилиями. Хусс из того же рода, что Трюсте и Стуубы. У старика Хусса сыновей не было, только дочери. Одна вышла за скандинава норвежского происхождения, по фамилии Трюсте. Вторая — за Стууба. Он, кажись, был родом с Фриселя. Видать, местным барышням Хусс был не пара. Чудно́, право слово.

— Да, я видела, “Комплекс” по-прежнему стоит, — говорит Карен и дует на кофе.

Ингеборг издает неопределенный звук — не то посмеивается, не то презрительно фыркает.

— Это чудище, должно, переживет гудхеймские камни, если никто его не взорвет. Но в детстве оно, помнится, тебе нравилось. Вот вышла бы за Уильяма — и жила бы там нынче.

От удивления Карен открывает рот, а Ингеборг довольно смеется и берет свою чашку.

— Ты имеешь в виду Уильяма Трюсте?

— А кого же еще? Он ведь теперь домой вернулся. Ты его не помнишь? Шастал тут с мальчиками, устраивал шалости, пока мать ему не запретила. Эйкены для него “неподходящая компания”, ясное дело.