Он достает пачку сигарет, она берет одну.
— Разве я об этом говорила?
— Ну, не словами, пожалуй, но загнанную женщину я распознаю с первого взгляда. Она похожа на зайца, который бежит, не в силах вырваться из луча фар, и одновременно на шимпанзе за решеткой. Так и ты.
— Лестная характеристика.
— Проблема в том, — продолжает Лео, — что буквально каждые два дня ты выглядишь как довольный поросенок. Если б не это, я бы давно съехал.
Карен фыркает.
— Куда? Назад под грузовую пристань в Новой гавани?
Лео пожимает плечами.
— Всегда что-нибудь да найдется. Но серьезно, Карен, если ты правда хочешь, чтобы я…
Он разводит руками и умолкает. Она открывает рот, но не говорит ни слова. Оба молчат, переминаются от холода с ноги на ногу, докуривая сигареты.
Ну и пусть уезжает, думает Карен. Пусть исчезнет из моей жизни, так же быстро, как появился.
— Идем в дом? — Лео затаптывает сигарету в снегу.
Не сказано ничего, и все же она знает. Если я сейчас ничего не скажу, в следующий раз, когда приеду домой, его не будет, думает она. Все станет, как обычно. Весь дом опять будет в моем распоряжении. Спокойный и уютный. И безмолвный.
Решения нет, но она слышит собственный голос:
— Оставайся, ладно?
Но Лео уже отвернулся и шагнул к двери, он ее не слышит.
32
Первое, что она чувствует, — запах ковра. Пресный, пыльный запах шерсти, проникающий в рот и в нос. Знакомый запах печали и тишины, нереальное спокойствие после шторма. И осознание, что никакого
А может быть, всего-навсего часы.
Не открывая глаз, она прислушивается. Задерживает дыхание и молит: только бы не услышать, что кто-то из детей открывает свою дверь. Но единственный звук, доносящийся с верхнего этажа, как раз тот, от которого сердце успокаивается. Бу Рамнес не закрыл дверь спальни, и громкий храп свидетельствует, что спать он будет еще долго.