Притворись моей сестрой

22
18
20
22
24
26
28
30

Перед глазами все закружилось. Она вспомнила… но в душе запротестовала: «Нет! У тебя есть мама и папа! У тебя было счастливое детство, тебя не похищали!»

Девушка стала вспоминать факты, которые складывались один за другим, словно прялась зловещая пряжа. Дженни не хотела знать правду, она хотела думать только о Риве…

…Сара-Шарлотта не возражала. Они внимательно изучили номер журнала, посвященный платьям для выпускных балов. Подруга была уверена, что Дженни пойдет на выпускной бал с Ривом.

– Но он меня не пригласил.

– Мальчики не в состоянии думать дальше следующего приема пищи, – сказала Сара-Шарлотта. – Тебе с твоими рыжим волосами нельзя надеть просто любой наряд. Давай выберем…

«А теперь он меня пригласил, – подумала Дженни. – И мне надо выбрать платье. Но что произошло в моей жизни с тех пор?»

Она посмотрела через открытую дверь в сторону кухни. Ручки ящичков были в виде бело-синих тюльпанов из фарфора. Рядом с телефонным аппаратом стояла стопка потрепанных каталогов. На узком подоконнике в горшках росли фиалки. Занавеска в красный горошек с оторочкой по низу была подвязана красной лентой. На стене висел детский рисунок в рамке с изображением непропорционально большого дома и высовывающихся из окон палочек-человечков. Под рисунком нетвердым почерком был написан адрес: «114, Хайвью авеню».

– Мы так никуда и не переехали, – сказал отец, последив за взглядом дочери. – Мы должны были находиться по этому адресу на случай, если бы ты однажды смогла с нами связаться.

Дженни выпустила из рук недоеденный пончик. Миссис Спринг положила свою ладонь на ладонь девушки. Та перевернула руку и сцепила пальцы с ее пальцами.

«Это мои родители, – подумала она. – Я знаю это. Я знаю, какую цену им пришлось заплатить за все. И не жалею, что увидела фотографию на пакете молока. Я рада, что они больше не волнуются. Я рада, что они теперь не должны думать о брошенных автомобилях и о том, что может лежать в багажниках. Но как все это отразится на моих маме и папе? Что произойдет с ними?»

– Вы уже знаете о Ханне, – произнесла она. – Как и большую часть подробностей произошедшего. Так зачем вы сюда приехали?

– Мы должны найти ее, – произнес мистер Моллисон беспечным тоном, словно эта маленькая деталь не имела большого значения. Словно поиски женщины были мелким и незначительным эпизодом.

– Нет, вот это уже лишнее, – ответила Дженни. – Все мы согласились ее не трогать. Мы друг другу это обещали. Через Лиззи. Ханна ни в чем не виновата, а если и виновата, то мои родители ни в чем не виноваты, а даже если в чем-то и виноваты, это уже не имеет значения. Мы договорились!

– Лиззи была неправа, – спокойно ответил мистер Моллисон. – Она не очень хорошо знакома с уголовным правом и допустила ошибку.

Лиззи? Ошибалась? Это что-то невиданное, такого никогда не было. Девушке она никогда особенно не нравилась, как и собственному брату. Его старшая сестра была самовлюбленной карьеристкой, человеком, который готов растолкать острыми локтями всех, чтобы быть первой. Дженни думала о том, что надо как можно быстрее позвонить Риву и сообщить, что хоть раз в жизни Лиззи совершила ошибку. Эта приятная новость должна его порадовать.

– В этой ситуации я – жертва, – сказала Дженни. – Похитили меня. И я отказываюсь выдвигать обвинения против Ханны. Я знаю, что она поступила неправильно, но эта женщина является единственной дочерью моих родителей. Вы должны оставить ее в покое. Повторяю, мы об этом давно договорились, – девушка посмотрела на мистера и миссис Спринг и добавила: – Верно?

Лица родителей помрачнели. Это были не горечь и боль прошедших двенадцати лет, это были переживания из-за того, что происходило сейчас. Они предчувствовали боль, которую им могут нанести, и ждали развязки.

– Буква закона по этому поводу предписывает нам совершенно другое, – мягко возразил мистер Моллисон.

Все эти мягкие выражения уже давно ей надоели.

– Не делайте больно моим родителям, – попросила она и поняла, что в данном случае имеет в виду не только воспитавших ее людей в Коннектикуте, но и тех, кто сидел с ней в одной комнате. Речь шла о взрослых, которые считали себя ее родителями.