Слово

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда в руки Марье попала одна из пожелтевших, покоробившихся от воды книг, она виновато покачала головой, вздохнула.

– Гляди-ко, совсем пропадает книга. И листы повяли, и буковки размазались… Кирилла шибко любил ее читать. Вот и закладки его лежат… Он одежину-то ей новую изладил, а листы поправить не мог, трухой, говорит, идут…

Анна взяла у нее книгу, открыла. Буквы вдруг запрыгали, задвоились, хотя текст в этом месте от воды не пострадал. «Хошу вамъ, братие, брань поведати новыа победы, како случися брань на Дону великому князю Дмитрию Ивановичу и всем православным христианам с поганым Мамаем…»

– Ее Кирилла из Останина принес, от Петра Мальцева, покойничка, – рассказывала Марья. – Перед войной как-то слух прошел, будто люди из района приехали и книги будут отбирать. Ну, Петр то Иваныч взял да книги в снег закопал, в огороде. Весной дело было, тает кругом, вода. Люди те, оказалось, перепись делали, а про книги обманный слух вышел. Неделю они в снегу пролежали, распухли – страшно смотреть. Он-то, Петр Иваныч, что удумал: на хлебную лопату, да в печь посадил – сушиться…

«Он же безбожный Мамай начать хвалитися и поревновав второму Иулиану отступнику, царю Батыю, и нача спрашива-ти старых татар, како царь Батьш пленил Русскую землю…» – Анна осторожно закрыла книгу. Вот он, сборник XVI века с текстом «Сказания о Мамаевом побоище», о котором в материалах Гудошникова исписано несколько страниц.

– А эта книга гостит у меня, – Марья показала толстую, но небольшую книгу. – Уж пятый год пошел, надо бы домой ее отправить хозяину, да не с кем, пути никому нет в ту сторону…

И, видно, поняв, что Анна не слышит ее, Марья отложила книгу, сцепила на груди руки.

– Чудно, – проронила она. – Книга-то – в чем душа держится, а все ей интересуются. Вот и Кирилла любил ее, и потом Никита-одноногий приходил – тоже из рук не выпускал, и Леонтий-странник…

– Кто? – вздрогнула Анна.

– Леонтий, говорю, странник.

– Нет-нет! Вы сказали – Никита…

– А, Никита-одноногий, – Марья Егоровна улыбнулась смущенно, поправила платок. – Тот, который все ко мне сватался. Пойди, сказывал, Марья, за меня, я тебя в город увезу или лучше у тебя здесь останусь. Даже говорил, согласный по вашему обряду свадьбу справить… Шутил, конешно… Я тоже смеялась: пойду, мол, когда у тебя нога вырастет!.. Погоди, он же в прошлом годе у нас бывал, недавно.

– В прошлом году он не был у вас, – возразила Анна. – Уж четыре года прошло, как был…

– Неужто? – ахнула Марья Егоровна. – А кажется, давеча… К нам новые люди редко приходят, потому и чудится – недавно… А ты знаешь его, Никиту-то?

– Знаю, – кивнула Анна. – Никита Евсеич Гудошников.

– А, так, ага, – согласилась Марья. – Он мне и адрес оставлял, и приехать сулился… – Она вдруг насторожилась, подняла брови. – Живой ли он, Никита?

– Живой…

– Ну, слава Богу, – вздохнула Марья и, приблизившись, шепотом спросила:

– Ты не от него ли пришла-то?

– От него, – проронила Анна и опустила голову. «Ладно, пусть, – решила она, – это святая ложь… Так будет проще и для нее, и для нас».