А у меня – Слава Покер. Слава, как и большинство евреев, был парнем с чувством юмора. Любил похохмить... Любовь к юмору его и подвела до известной степени. Слава частенько шутил: я, Брокер, работаю Покером. Шутка незамысловатая, но как-то она запомнилась: Покер-Брокер, Брокер-Покер. Тогда как раз все эти словечки на слуху были: маркетинг, бартер, брокер, дилер...
И присвоил я Славе прозвище Брокер. Он, кстати, не возражал, а – напротив – посмеялся. «О, – говорит, – я еврей-то второго сорта. У меня обрезание не сделано. Теперь новое имя обрел, надо бы сделать...» Но никакого обрезания не сделал, а вместо этого напился до невменяемости и попал в вытрезвитель. Там его опустили на полcта баксов и хорошие швейцарские часы. Лучше бы уж он обрезание сделал... дешевле бы вышло.
Но – так или иначе – валютчик Покер стал агентом Брокером. И тут начинается вторая часть нашего рассказа. В ней на сцену выступает оперуполномоченный Петров. И в этом есть нечто мистическое: у Славы фамилия редкая и есть некая игра «фамилия-прозвище». У опера фамилия куда как редкая! Но тоже есть игра. Между собой мы звали его Петров-Водкин. Почему Петров – ясно. Фамилия такая. Почему – Водкин? Думаю, что тоже ясно... Как на физиономии Покера была четко написана его национальность, так и на лице Петрова без труда угадывалось его пристрастие к горячительным напиткам.
Когда-то он был хорошим опером, его ценили. Но алкогольная зависимость привела к полной деградации. Не выгоняли Николая Петровича только потому, что ему совсем уже немного до пенсии оставалось, жалели.
Итак, в один прекрасный, а скорее – ужасный день Николай Петрович Петров-Водкин прибыл на службу, как водится, никакой. Ну каких ему, к черту, карманников ловить? Посадили Колю на бумажную работу, чтобы хоть какой-то толк от него был. Коля похмелился, ручонки дрожать перестали, и – взялся за дело... Ох, лучше бы не брался.
В тот день я попросил его заполнить карточки на моего нового агента Покера-Брокера. Вообще-то это не положено... Но Петров-Водкин, хоть и был алкоголик, однако – кремень, старой закалки оперюга. Лишнего нигде, даже на самой крутой пьянке, не сболтнет. Да и Славу Покера он хорошо знал. Короче, я срочно убегал на задержание и попросил Николая Петровича заполнить карточки, написать рапорт... Ох, лучше бы не просил.
Спустя часа три мы вернулись. Задержание прошло отлично. Взяли трех грабителей. Позже выяснилось – спасли человеческую жизнь. Антиквара, на квартиру которого готовился налет, планировали убить. Так что не зря поработали... В общем, вернулись мы в отличном расположении духа. И у Петрова-Водкина тоже настроение этакое приподнятое. Речь несколько невнятная, но настроение на высоте портвейна «Кавказ».
– Ну что, – спрашиваю, – Николай Петрович, оформил Славу?
– Когда это, – отвечает мне наш заслуженный ветеран с достоинством, – Петров подводил? Все, бля, сделано чин-чинарем. Заполнено, оформлено, подписано у начальника, зарегистрировано у секретчицы. Не боись, Женя, старая гвардия не подведет. Школа!
Я, пребывая в некоторой эйфории после удачной операции, даже умилился. Вот, думаю, действительно – школа! Старая закалка. Пьющий человек Петров-Водкин, но что ни поручи – все выполнит... Однако же спустя какое-то время я, в силу дотошности характера, решил посмотреть «личное дело» Славы Покера. Беру папку с грифом «Совершенно секретно»...
Беру я, значит, в руки эту секретную папку... Уже зарегистрированную... с резолюцией «Утверждаю»... «совсекретную» папку, призванную законспирировать, зашифровать валютчика-информатора Славу... И читаю: агентурное прозвище: Покер. Настоящая фамилия агента: Брокер.
Вот и вся конспирация по Петрову-Водкину.
А вот тебе еще один сюжетик – про «агента Белова». История на первый взгляд совершенно идиотская, но тоже реальная. Хотя, конечно, твой читатель может не поверить и сказать: э-э, господин сочинитель, таких совпадений не бывает. Однако я готов под присягой заявить: все в этой истории – правда.
Невероятная, сюрреалистическая, шизофреническая реальность. Она порой оказывается гораздо более причудливой и страшной, чем вымысел. Все мы восхищаемся сочинениями Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Зощенко и братьев Стругацких... Не умаляя литературного дара вышеупомянутых писателей, скажу прямо: в нашей уродливой жизни сочинять ничего не нужно! В ней все уже есть! Град обреченный стоит неколебимо. Конечно, он трансформируется. Но трансформируется только внешне, не меняя своей сути...
Эта история началась для меня в восемьдесят третьем, когда я еще не был сотрудником милиции. Я был студентом четвертого курса университета. Пора незрелого максимализма, разочарований и юношеской бесшабашности. Белые ночи, запретный еще Бродский, портвейн за два рубля семь копеек. Распускающаяся сакура, которая вблизи оказалась засохшей березой.
...Итак, история началась с того, что в июне восемьдесят третьего года я вписался в драку в баре на Наличной улице. А нетрезвый мужик, с которым я подрался, оказался опером Петроградского РУВД. Он постращал меня удостоверением, переписал мои данные и сказал, чтобы завтра я – как штык! – был у него. Тогда эта была катастрофа! Ты понимаешь.
Я – чего греха таить? – напуган. Прихожу, он со мной проводит какую-то странную беседу на тему: драться нехорошо. Да, отвечаю, худо. Больше не буду. И все. На этом – все. Только напоследок он мне:
– Но вам следует зайти на Лиговский, 55.
– А что такое? – спрашиваю.
– Там все объяснят. Комната такая-то.
ebooksa