— То, что пригодно в одном случае, часто совершенно непригодно в другом! — наставительно заметил дон Хозе. — С здешними туземцами можно ладить только тремя средствами, как на это указывает даже местная поговорка: «Pao, panno et pao», то есть «Хлеба, холста и хлыста! » и главным образом последнего требует здешний индеец!
— Вы строги, дон Хозе!
— Строг, но справедлив.
За три дня до этого, двое из людей экипажа, пользуясь моментом, когда пассажиры после утомительной охоты крепко заснули, завладели одной из запасных шлюпок и бежали; шкипер, изнуренный целым днем труда, заснул, не зная о том, что и европейцы с своей стороны тоже предались сну.
Дезертиры, дождавшись полуночи, захватили куски холста, составлявшие их вознаграждение за службу, вознаграждение чрезвычайно щедрое, кроме того, украли еще некоторое количество сыра, сухарей, табака, коробок с консервами кашаса (ликер из маниока), некоторые орудия для обработки расчищенных лесных участков и затем спокойно удалились.
Как самый замысел этого заговора созрел незаметно и неслышно, точно так же неслышно и незаметно совершилось и его осуществление; ни малейшего шума, могущего возбудить подозрение или тревогу шкипера или пассажиров, ни малейшей торопливости или суетливости — все было проделано с ловкостью и проворством хищного зверя, свойственными этим детям природы. Каково же было возмущение и досада сеньора Хозе, когда он на другой день поутру увидел, что это индейцы так ловко одурачили его?!
Вдоволь пошумев, он, однако, скоро совершенно успокоился; к нему даже вернулось благодушное расположение духа. Он удовольствовался только тем, что удвоил надзор за остальными, чтобы застраховаться от повторения подобных случаев. Для вразумления же всей честной компании добавил:
— Впрочем, место здесь не такое, чтобы можно было безнаказанно проделать такую штуку: эти болваны или подохнут здесь от голода, не найдя дороги в этом лабиринте парана, или же сделаются жертвой индейцев браво, которые их без рассуждения зарежут и понаделают себе дудок из их костей. И в том и в другом случае позавидовать нечему!
Однако мулат, при всей своей опытности, упустил из виду еще третью возможность, а именно, страх, безумный страх перед голодом, одиночеством и, главным образом, перед индейцами браво, страх, который на другие сутки и привел обратно обоих беглецов на бателлао с повинной головой.
Сеньор Хозе позволил им вернуться на судно, приказал отнести на место все, что они украли, затем велел их крепко связать и сказал:
— Ладно! Завтра вы будете наказаны!
Таков был инцидент, предшествовавший разговору мулата с его белым пассажиром.
В тот момент, когда мулат готов уже был приступить к расправе, молодой человек обратился к нему еще с одним последним вопросом.
— Не можете ли объяснить причину этого совершенно непонятного для меня бегства двух индейцев? Ведь мы плывем в их края, то есть намерены их привезти домой, на родину, обращаемся с ними как нельзя лучше; кроме того, они должны получить за свой труд более чем щедрое вознаграждение. Что же, скажите на милость, могло побудить их бежать отсюда?
— А вы думаете, что они сами это знают? Эти люди бегут просто без всякой причины, как животные… без всякой надобности… просто так! .. Впрочем, если хотите, я сейчас допрошу их! Послушай, — обратился он к одному из двух связанных, казавшемуся несколько понятливее или, вернее, менее остолбенелым, чем его товарищ, — скажи, почему ты бежал от белых? .. Разве они не были хороши и добры к тебе?
— Нет, они были добры! — был глухой ответ.
— Но ведь ты обещал, что будешь им служить и останешься с ними до конца плавания!
— Да, я обещал!
— Так зачем же ты бежал? Куда ты хотел бежать?
— Я хотел бежать в мою малока (дом)!
ebooksa