— Ну, это еще надо посмотреть! — отвечал разбойник.
— О, смотреть тут нечего, а лучше вступить в переговоры!
— Каким образом?
— У тебя есть деньги, уплати ему убыток, — и дело с концом, а не то берегись!
— Хм! А ведь это было бы забавно и совершенно противно моим привычкам! — отозвался Луш.
Однако страх на этот раз взял верх над жадностью, и он попытался пойти на мировую.
Сделав знак предводителю, он медленно достал из пояса, снятого с убитого им араба, золотую монету, взял ее двумя пальцами, поднес к глазам обворованного человека и, лукаво подмигнув, сказал:
— Не сердитесь, приятель, мы вам заплатим! Светленькой двадцатифранковой монеты с вас, наверное, хватит за продукты и пирогу! Не правда ли?
Но португалец сделал энергичный отрицательный жест и, посоветовавшись со своими товарищами, повелительно потребовал, чтобы ему отдали весь пояс со всем, что в нем было.
Геркулес, услыхав это требование, принялся осыпать врагов сочными ругательствами, угрожающе размахивая своим тяжелым веслом.
— Что еще? Церемонии?! Берите червончик, да и с Богом, — вертай назад, а не то я вас угощу по-свойски… вот так! — и с этими словами гигант, размахнувшись веслом, с такой силой ударил им по близстоящему стволу кайенской пальмы, что начисто срезал его, как топором.
Португальцы, ошеломленные этим ударом, в первый момент приняли его за сигнал общего нападения, и их предводитель скомандовал своим стрелкам стрелять.
Курки щелкнули, но, точно сговорившись, дали осечку, что вызвало шумный хохот со стороны каторжников.
Геркулес повторил свой прием. Беглецы, обступив его, подражают с большей или меньшей ловкостью и силой, смотря по способностям. Тогда португальцы, видя себя вооруженными одними саблями, против столь решительных и смелых людей, начинают отступать. Каторжники, со своей стороны, довольные тем, что так легко отделалась, возвращаются к пироге, в одну минуту вскакивают в нее и бегут, преследуемые злобными криками португальцев.
— Ну вот! — как бы в заключение, сказал Луш. — Я так и знал, что это прекрасно уладится! Хитрецы всегда торжествуют, и, право, как-то особенно приятно запасаться провиантом, не тратясь для этого из своего кошелька!
— Хвались, хвались! — пробормотал ворчливо Шоколад. — Если бы ты понимал, как я, что они говорили, то не задирал бы прежде времени нос!
— Пфа! Я слышал, что они кричали там какие-то глупости на своем обезьяньем языке… Но мне на них наплевать!
— Говори, говори!
— Да ты понимаешь, что ли, по-португальски?
— Я прожил два года на верфях в Спархуине с португальцами!
ebooksa