— Да, с радостью!
— Прекрасно! Ну, а теперь условимся: в десять часов, если это тебе удобно…
— Нет, я желала бы позднее.
— Ну хорошо, в одиннадцать часов.
— Нельзя ли еще позже?
— Ну, в полночь?
— Да, часов в двенадцать лучше всего!
— Итак, в двенадцать часов ночи ты заедешь за Авророй, чтобы везти ее на бал, потому что сеньора Барроль только с этим условием соглашается отпустить дочь.
— Значит, решено!
— Кто будет сопровождать тебя, Эрмоса?
— Я! — поспешно воскликнул дон Луис.
— Потише, кабальеро, потише вы сегодня никоим образом не будете сопровождать сеньору, тем более в двенадцать часов ночи.
— Но как же сеньора поедет одна?
— Разве возможно, чтобы ты ехал с нею в ночь двадцать четвертого мая? — продолжал дон Мигель, пристально глядя на своего друга и делая ударение на последних словах.
Дон Луис потупил взор, но донья Эрмоса сразу поняла, что в словах дона Мигеля кроется какая-то тайна, и обратилась к нему с вопросом.
— Могу я узнать, чем отличается ночь двадцать четвертого мая от любой другой ночи для сеньора, который хочет сопровождать меня?
— Замечание твое весьма основательно, милая Эрмоса, но есть вещи, которые мы, мужчины, не можем сообщать вам!
— А, дело касается политики!
— Возможно!
— Я, конечно, не имею ни малейшего права требовать, чтобы этот кабальеро сопровождал меня, но мне кажется, что я имею право попросить вас быть осторожными.